Провокатор
Шрифт:
– Наверное, космонавтом-с?
Я продолжал молчать, я бы ответил, кем хочу быть, но, боюсь, меня бы совершенно не поняли.
Между тем веселая и неожиданная гоп-компания перепилась до поросячьего визга. Разноречивая Аида, опасно перевалившись через перила балкона, блевала на головы возможных прохожих. Что неприятно в первую очередь, разумеется, для зевак на тротуаре. Остальные блевали по углам, и только один юноша, должно быть, из интеллигентной семьи, молился над унитазом. Познающий российский реализм в действии
– Аидочка!
– залебезил Бо.
– Пожалуй, нам пора домой.
– Домой я не хочу!
– А куда ж ты хочешь?
– Хочу!
– закричала безумная, затирая блевотные плевки на юбке. Хочу в Эмираты! Халимушка, бери меня в Эмираты! Я вся твоя!
Тот радостно закивал, мол, готов я, моя звезда, взять тебя хоть сейчас в заморские страны, где пески, халва и павлины. Не тут-то было! Законный муж в лице Бо завопил, мол, дружба дружбой между народами, а то, что, милая, у тебя меж ног, - это, извините, врозь; в смысле - его, супруга.
Короче говоря, я открыл дверь и выгнал гостей в прохладу ночи. И еще долго к звездам, похожим на блевотные плевки, неслись истерические крики:
– Хочу в Эмираты!.. Хочу... хочу...
Кем же я хотел быть?
Я хотел быть золотарем, то есть говновозом. Тогда я был мал и, не понимая, что все дерьмо в мире нельзя вывезти, тешил себя иллюзиями. Теперь я вырос и хочу быть космонавтом. Чтобы улететь на другие планеты, на которые не ступала нога регулярно испражняющегося двуногого животного.
Помню, после обхода меня отвели в процедурную. Там был кафель, и от него было холодно. Прохладная медсестра уложила меня боком на неприятную липкую клеенку кушетки, оголила бестрепетной рукой зад и вставила в юный организм резиновый шланг, выходящий из бутыля, прикрепленного зажимами на стене.
Потом меня, переполненного дезинфицирующим раствором, отправили в уборную, и там я так продристался, что понял: человек на девять десятых состоит из дерьма, остальное - надежда. Но, как выяснилось впоследствии, и остальное - тоже дерьмо.
По моему убеждению, человек есть несложный организм, созданный изобретательной природой для выработки ценного перегнойного материала. Впрочем, как кто-то заметил, частенько появляются те, кто желает насильно облагодетельствовать человечество счастьем, потом со временем они приходят к выводу, что люди - это сущие обезьяны. И тогда начинают рубить головы.
Из городка, грохоча на весь мир, выходила боевым маршем колонна военно-броневой техники. Навстречу ей по шоссе бежал водитель-первогодок, а по ночной степи, вовсю
Их встреча в не оговоренной заранее точке Z была неизбежна, как неизбежна победа добра над злом, как весна после зимы, как любовь мужчины к женщине, как радость после печали, как победа после поражения...
В х-фокусе объектива - напряженно-пугливое скуластое лицо азиата, затем его разлапистая грязная пятерня тянется к линзам:
– Нельзя снимать, мил человек!
– Почему?
– не понимает Ник.
– Объект государственной важности, - разводит руками Ванечка.
– Не положено.
– А если договоримся?
– Это как?
Журналист игривым движением руки вытаскивает из кармана куртки стеклянную фляжку:
– Ап!
– Ух ты!
– восхищается блюститель служебной инструкции.
– Добрый фокус.
– И цапает предмет из арсенала иллюзиониста.
– Тем более надо крепить дружбу между нашими народами.
– Ах ты, пропойца!
– торопится от домика Любаша; рядом с ней Николь.
– Цыц, баба!
– хлебает из бутылки.
– Что понимаешь в высокой политике?
Журналист приближается к ангару, шлепает ладонью по воротам:
– И что, значит, здесь?
– Государственная, говорю, тайна.
– Ванечка с опаской оглядывается по сторонам.
– Но я тебе, брат, скажу по большому секрету.
– Вновь хлебает из фляги.
– А что? Нам, пролетариату, терять нечего, кроме своих... ключей! Бряцает связкой, открывая амбарный замок.
– Сейчас полюбуемся нашими монументами.
Приоткрывает ворота, ныряет в щель - под крышей ангара вспыхивает немаркий свет. Ухмыляющийся человек радушно распахивает створ ворот, кивая себе за спину:
– Ну как? "Я памятник себе воздвиг..." Впечатляет?.. Вижу, что впечатляет! Олицетворение, так сказать, проклятого прошлого.
Те, к кому он обращается, стоят с лицами людей, которые, воочию увидав "проклятое прошлое", навсегда утеряли дар речи.
– Не понял, - говорит потом Ник.
– Где же они?
– Кто?
– не понимает Ванечка, все еще улыбающийся.
– Ну, монументы?
– Украли, наверное, - пожимает плечами Николь.
– Если все воруют, почему бы...
– Ой, лихо!
– голосит Любаша.
– Повинись, Ванюша, ой, повинись!
Победная ухмылка сползает с лица материально ответственного лица. Медленный недоумевающий поворот его головы и... Огромный ангар совершенно пуст, то есть так пуст, что пуще не бывает. На противоположной его стороне зияет рваной раной большой проем, куда заглядывала тихая и беспечальная ночь.
Затем в полночной тишине раздался явственный тук затылком павшего на бетонный пол тела. Немедленно отрезвевшее туловище принадлежало тому, кто обрек все человечество на новые и трудные испытания.