Провокатор
Шрифт:
Трудно сказать, когда я был впервые отравлен ядовитыми испарениями страха, которые начали свою творческую работу, изо дня в день умерщвляя мою веру, надежду и кровь. (11 000 лейкоцитов в капле крови - вот начало моей смерти, моего скалькулированного природой распада.)
Впрочем, дело не во мне. Вся страна пропитана страхом. Граждане рабской страны родились с перепуганной душой и умрут с налогообложенной насильнической душонкой. Самонастраивающийся механизм государственной власти в первую очередь заинтересован в дешевой чернорабочей силе. Лучший, проверенный веками способ заставить раба
И если ты не как все, если не желаешь выполнять трудовую, общественно-социальную повинность, если ставишь под сомнение мифы и святыни, ты есть зловредный враг своему отечеству.
Я - враг, потому что не испытываю страха перед теми, кто диктует нам условия проживания. Каюсь, у меня было желание еще пожить. Я даже нашел надежного и верного донора, чтобы тот, когда пробьет мой очередной смертный час, не пожалел бы своего ценного народно-хозяйственного костного мозга. Отец посетил заречный дурдом, и по этой уважительной причине было нежелательно его тревожить по пустяку. И мне пришлось искать новую жертву. И нашел - Бо, своего младшего брата. Он был абсолютно здоров и, казалось, был абсолютно свободным. Он был идиотом, а в нашей казарме только они свободны и счастливы. Но я ошибся: во всеобщей атмосфере дегенерации и маразма его мозг, его кости, его кровь тоже заразились бациллами ненависти и вырождения. У него будет, больше чем уверен, фантастическая, стремительная карьера политического деятеля. В этом многосложном деле главное - не заразиться триппером, как это однажды, утверждают, случилось в нашем революционно-освободительном движении. И поэтому, пока я живу, сделаю все для родного человечка; сделаю все, чтобы страна узнала своего нового героя.
Чужая столица жила по собственным, ей только понятным законам. Тревожная тень слухов пала на ее подновленное обличье: люди сбивались в экстремистские группы, по радио звучала симфоническая музыка, по телевидению показывали балет "Лебединое озеро" - первые признаки чрезвычайности.
Шеф-руководитель у окна смотрел на город, когда появился человек с военной выправкой.
– Что?
– Получен перехват: армии дан приказ уничтожить НПФ-2001...
– Что такое НПФ?
– с тихой яростью поинтересовался шеф.
– Неизвестные Перемещающиеся Фигуры...
– А 2001?
– Их количество.
Шеф-руководитель медленно развернулся и, приближаясь к сотруднику, заорал:
– Что вы из меня идиота делаете?! НПФ, WFGT, ЕКLМN, BMV! Вон! Чтобы духу...
– Я действую строго по инструкции XCDFGH № 2345678944/008808.
– Застрелю!
– зарычал шеф, пытаясь вырвать из кармана пиджака личное оружие.
На балкончике панельного дома по улице Карла Маркса, 17, строение шесть, стоял встревоженный человек - это был Ник, он прислушивался к далеким глухим звукам.
– Кажется, стреляют, - сказал он.
– Ты скоро, Виктор?
– Сейчас-сейчас, - копался на кухоньке ученый: звенело стекло. Процесс уже пошел.
– Что?
– Минутку.
– Ох, погубим Землю, как вы говорите, матушку.
Наконец появился Загоруйко,
– А где же этот... биостимулятор?
– удивился Ник.
Гений молча приоткрыл сумку, его друг наклонил голову, глянул в прореху: там мутнела субстанцией трехлитровая банка.
– Да, и эта банка, похожая на банку с огурцами, боюсь, погубит весь мир, - глубокомысленно пошутил журналист.
Золотились вечные купола Кремля. В лазурном небе галдело воронье. Утомленный сокол сидел на руке пожилого сокольничего. Кремлевский двор заполнялся правительственными машинами и скоро стал походить на элитную автостоянку.
Страна героического прошлого - героического настоящего - героического будущего.
1147 - однако я живу; живу, несмотря на то что в моей капле крови уже 1147 лейкоцитов. Это достаточно, чтобы подохнуть, но я упрямо продолжаю жить. Зачем?
Меня посещает Аида - посещает по моей просьбе. Она изменилась, у нее изящные повадки светской львицы, она рада меня видеть, она сообщает, что ее супруг совершает альпинистский подъем на-гора власти, у них госмашина, дача в Горках, получили новую квартиру с видом на Кремль и двумя туалетами, есть даже биде.
– Биде?
– переспрашиваю.
– Это уже коммунизм, Аидочка.
– Коммунизм, - соглашается.
– А как же наш эмиратский миллионер?
– вспоминаю я.
– Подарил триппер, подлец?
– А-а-а!
– отмахивается бессердечная.
– Это я чтобы от мужа отвязаться...
– Наврала? Нехорошо.
– На свою же голову, - расстраивается.
– Сволочь он такая!
– А что такое?
– Заставляет минеты делать, особенно когда труды классиков марксизма-ленинизма изучает, - сокрушается несчастная дама.
– Один раз повафлила, другой раз... ему понравилось, идеалисту.
– Приятное с полезным, - развожу руками.
– Конечно, если ты не хочешь жить при коммунизме...
– Я хочу любви.
– Присаживается на тахту, скатывает с ног ажурные колготки.
– Полюби меня нормально, как прежде, Алекс.
– Так я же труп!
– Меня никогда еще не трахали трупы. Попробуем, а?
И мы вспомнили добрые старые времена, когда были молоды и беспечны. Помнится, я ее тайком снял на пленку и пожелал подарить фото. Фотография ей не понравилась, и она, истеричка, исхитрилась порезать себе вены на руках. Потом мы, два любящих сердца, помирились, и я как бы случайно познакомил их, Аиду и Борю. Они тотчас же полюбили друг друга. Муж жену - за крепкие кривые ноги, а жена мужа - за неординарный, должно, ум.
– Ты самая егозливая блядь на свете, - сказал я на прощание светской даме.
– Я это делаю от всей души с тем, кто мне нравится, - призналась.
– Помоги супругу, он нравится стране.
– И кивнул на работающий телевизор: - Его рейтинг растет как на дрожжах.
– Лучше бы у него член рос, - вздохнула привередливая.
– А тебе не надо помочь?
– Зачем?
– Ты же умираешь?
– Я в отличной форме. Надеюсь, ты убедилась?
– Да, - отвечала.
– Мы в отличной форме.
– Чмокнула в щечку.
– Ну, я побежала, сам понимаешь...