Пройти по Краю Мира
Шрифт:
— Когда-нибудь я отдам тебе навсегда.
Когда-нибудь? У Рут саднило горло. Ей так хотелось крикнуть: «И когда наступит твое “когда-нибудь”?!» Но она уже знала, что мать имела в виду, когда говорила «навсегда»: «Когда я навсегда умерла, тебе не надо меня больше слушать». В Рут бушевали самые противоречивые эмоции: она была счастлива, что мать сделала ей такие хорошие подарки, потому что это значило, что она все еще любила ее, и была в отчаянии, потому что кольцо, подаренное ей, было отнято у нее так скоро.
На следующий день Рут пошла к креслу, подняла подушку и разделочную доску. Просунув руку в тайник, нащупала и достала кошелек, чтобы снова посмотреть на свое кольцо, которое теперь ей было запрещено носить. У нее было такое ощущение, словно она его проглотила и кольцо застряло в горле. Может, мать
Спустя пару дней Лу Лин вошла в комнату Рут, чтобы уличить ее в том, что та ходила на пляж. Когда Рут соврала, что она там не была, мать просто стукнула друг о друга кроссовки, которые дочь оставила у дверей, и из них посыпался настоящий песочный дождь.
— Это с дорожки! — запротестовала Рут.
С того дня их ссоры вернулись, только они стали казаться Рут одновременно и странными, и до боли знакомыми. Они спорили со все усиливавшейся страстью и убежденностью, нарушая границы, установившиеся за последние месяцы, защищая прежние территории. Они причиняли друг другу все новые страдания, зная, что худшее уже позади.
Позже Рут размышляла, не выбросить ли ей свой дневник. Она достала из ящика с нижним бельем эту тетрадь со страшной записью, перелистала несколько страниц, плача от жалости к себе. В том, что она писала, была своя правда. Во всяком случае, такая, какой она ей виделась. На этих страницах сохранилась та часть ее юности, которую ей не хотелось забывать. Но когда Рут дошла до последней записи, она была потрясена ощущением того, что Бог, ее мать и Драгоценная Тетушка знали, что она чуть не совершила убийство. Она стала тщательно вычеркивать последние строки, старательно водя по ним шариковой ручкой снова и снова, пока они не превратились в мохнатые черные полосы. На следующей, самой последней странице она написала: «Прости меня. Иногда мне очень хочется, чтобы и ты сказала мне то же самое».
Рут никогда бы не стала показывать матери эти слова, но ей было приятно их писать. Она просто говорила правду, и эта правда не была ни хорошей, ни плохой. А затем Рут попыталась представить, где Лу Лин никогда не найдет этот дневник. Она забралась на кухонный стол, вытянула руку как можно дальше и забросила дневник на самый верх шкафа, так далеко, что и сама забыла о нем спустя какое-то время.
Сейчас Рут вспомнила, что за все эти годы они с матерью ни разу не говорили о том, что тогда произошло. Она отложила дневник. Слово «навсегда» утратило прежнее значение, оно просто и неизбежно изменилось. Она ощущала любопытство и жалость по отношению к себе юной и стыдливое осознание того, насколько была глупа и эгоистична. Если бы у нее родилась дочь, она бы выросла и заставила ее страдать так же, как Рут заставляла страдать свою мать. Сейчас бы этой дочери было пятнадцать или шестнадцать лет, и она наверняка кричала бы Рут, что ненавидит ее. Рут задумалась о том, говорила ли Лу Лин своей матери, что ее ненавидит.
В этот момент она вспомнила о фотографиях, которые они рассматривали во время праздничного ужина на Фестивале Полной Луны. На том снимке, где мать стояла с тетушкой Гал и Вайпо, ей было около пятнадцати лет. И был еще снимок Драгоценной Тетушки, которую Лу Лин ошибочно назвала своей матерью. Тут Рут вспомнила о фотографии, которую ее мать хранила в Библии. Ведь она говорила, что на ней тоже изображена ее мать. Так кто же там был?
Рут подошла к креслу и подняла подушку и разделочную доску. Все оказалось на своих местах: и маленькая черная Библия, и вощеная бумага с той же самой фотографией, которую Лу Лин показывала на семейном ужине. Там была изображена Драгоценная Тетушка в забавном головном уборе и зимней одежде с высоким воротником. Что это могло значить? Неужели мать потеряла разум еще тридцать лет назад? Или Драгоценная Тетушка на самом деле была той, кем ее назвала Лу Лин? А если так, то значило ли это, что ее мать не выжила из ума? Рут всматривалась в снимок, стараясь разглядеть черты лица этой женщины. Сложно было сказать что-то определенное.
Что еще хранилось в тайнике? Рут потянулась
И тут Рут вспомнила: листы, закопанные в нижнем ящике ее рабочего стола.
«Истина», — было выведено на верхнем листе. «Вот что я знаю наверняка и считаю истиной». Что там говорилось в следующем предложении? Имена умерших и что-то об их секретах. Что за секреты? Она почувствовала, что от этих вопросов зависела жизнь ее матери, а ответы на них она держала в своих руках. Все это время они были у нее.
Рут посмотрела на первую страницу очередной пачки листов и на большой каллиграфически выполненный иероглиф. Она представила, как мать ругает ее: «Надо было больше заниматься!» Да, надо было. Большой иероглиф был ей знаком: изогнутая нижняя линия и три отметины над ним. «Сердце»! И первое предложение было похоже на то, чем начиналась первая страница у нее дома: «Вот что я…» — но дальше все выглядело иначе. Следующее слово было «ин-гай», что означало «должна». Этим словом мать пользовалась часто. Дальше шло слово «бу», еще одно часто звучавшее в их доме. А то, что было после этого, оказалось для Рут незнакомым. «Вот что я не должна…» Рут пыталась понять, что могло означать это незнакомое слово. «Вот что я не должна говорить». Или: «Вот что я не должна писать». Или: «Вот что я не должна упоминать». Она отправилась в свою спальню, где Лу Лин хранила китайско-английский словарь. Она посмотрела, как выглядят иероглифы «говорить», «писать» и «упоминать», но они не были похожи на то, что вывела Лу Лин. Она стала лихорадочно искать другие слова и вскоре нашла: «Вот что я не должна забывать».
Когда мать отдала ей те листы? Лет пять или шесть назад. Она что, написала это в то же время? Неужели она уже тогда понимала, что теряет память? И когда она собиралась отдать ей эти листы, если вообще собиралась? Тогда же, когда и кольцо? Когда станет ясно, что Рут готова отнестись к этому со всем вниманием? Рут просмотрела следующие иероглифы, но, кроме того, который обозначал местоимение «я», ни один не показался знакомым. И что теперь?
Рут легла на кровать, положив страницы рядом с собой. Она смотрела на фотографию Драгоценной Тетушки, потом положила ее на грудь. Завтра она позвонит Арту и попросит его порекомендовать ей человека, к которому можно обратиться за переводом. Это будет номером один. Потом она заберет другие страницы из дома — это два. Она позвонит тетушке Гал, чтобы узнать, что та помнит, — это три. А потом она попросит мать рассказать о ее жизни. И будет слушать. Она сядет рядом и не станет торопиться и отвлекаться на другие дела. Она даже поселится с матерью, чтобы провести с ней время и лучше ее узнать. Арт не обрадуется этому решению и может воспринять ее переезд как признак возникших между ними проблем. Но кто-то должен заботиться о ее матери. И она хочет это сделать. Она хочет, чтобы мать провела ее по закоулкам своей памяти, рассказывая о многообразии значений китайских слов, и показала ей, как перевести ее «Сердце». Она хотела, чтобы заботливые руки не оскудевали добрыми делами и чтобы они с матерью наконец перестали их пересчитывать.
Часть вторая
Сердце
Вот что я не должна забывать.
Я выросла в клане Лю на каменистых Западных Холмах, к югу от Пекина. Впервые наш поселок появился на картах под названием Бессмертное Сердце. Драгоценная Тетушка научила меня писать это название мелом на доске.
— Смотри внимательно, Моська, — велела она и вывела иероглиф «сердце». — Видишь эту изгибающуюся линию? Это дно сердца, где собирается и течет кровь. А точки — это две вены и артерия, которые проводят кровь внутрь и наружу.