Проза жизни
Шрифт:
Я закрываю глаза, во рту становится солоно, и моя надежда устремляется теперь на подушку указательного пальца, который жадно ищет нужный номер. Я звоню ему. Звоню, но получаю ответ, что абонент недоступен.
Через сутки, когда развалины будут уже залиты, и фотографии из семейного альбома разлетятся черными заплатками по январскому снегу, мне придет холодное, как зимний воздух, смс от мобильного оператора. «По настоящий момент вызываемый абонент не появился в сети». И не появится больше.
Умываюсь, на автомате собираю сына в сад, себя и мужа на работу. Звоню маме ровно в семь,
Мешкаюсь, слова застревают на языке, как будто в них напихали согласных, а гласные вовсе выкинули.
– Мама, тебе из деревни никто не звонил?
– Ты про что? Что дом-то горит? Так я уже с шести знаю, мне Надежда звонила.
И голос ее звучит как струна, когда настраивают гитару: вроде звук устойчивый, но вибрация ощутима. Она давно уже старшая в семье, и ей надо оставаться спокойной и решать все самой. Когда пройдут похороны, а за ними и сороковой, она позволит себе поддаться горечи утраты и окунется в депрессию. А пока за все отвечает она.
На работе у меня уроки, улыбчивые коллеги и веселые студенты. Я отвечаю сегодня сухо, отрывисто, и все время принудительно возвращаю себя в реальность. Впереди вторая пара. Я спускаюсь по лестнице, и смс от брата сообщает ледяным канцелярским тоном: «Тело найдено, устанавливается личность». Я цепляюсь за перила, сглатываю воздух. Меня хватает только на слово «Понятно» в ответ.
В 10 утра завкафедрой понимающе кивает. Дает мне три выходных и замены в расписании.
В три часа дня мы с братом в стареньком «Рено» едем по заснеженной дороге к маме. Четыре часа пути растягиваются липким слаймом по нашему молчанию и заиндевелой сосредоточенности.
Чуть раньше этого мама, скрипя сапогами по мягкому снегу, идет в морг на опознание. Формальность, которую надо соблюсти. Тело больше никому не показали и хоронили потом в закрытом гробу. Работница морга на следующий день коротко кинула нам с братом: «Не на что там смотреть, сильно обгорел. Мы его сами подготовим, одежду только принесите, тапки не надо». Тапки все равно купили, просто положили в гроб.
Вечером мы пьем чай и составляем план действий на завтра: морг, следственный комитет, бюро ритуальных услуг. Обзвонить родных, сообщить о похоронах. Договориться с библиотекой о поминках.
Утро 28 января. На двух деревянных табуретках, стоящих на утоптанном снегу, высится закрытый гроб. Дедушка Петр, двоюродный брат бабушки и местный священник, долго говорит и просит нас молиться за усопшего. Женщины промокают лица платками. Мама стоит бледная – хоронит второго брата. Холодный ветер порывами приносит трупный запах, и я чувствую, что голова начинает болеть все сильнее. Только бы не вырвало.
Мужчины загружают гроб в катафалк. Он едет, и люди в валенках и теплых куртках, закутанные, скорбящие, идут вслед за ним полтора километра, тихо переговариваясь.
Комья земли бьются о крышку гроба и скрывают под собой мое детство, сенокосы, коров, большие умелые руки, доброго великана, на которого я всегда смотрела снизу вверх, зеленый дом, светящийся одиноким огоньком на кухне и ждущий меня в самом конце дороги.
На поминках люди вспоминают только хорошее. Дядя Коля-тракторист
Тетя Надя рассказывает, как крестный перестроил ее баню в маленький дом, ведь родительский дом у нее тоже сгорел несколько зим назад. Тетя Наташа-библиотекарь рассказывает о том, как он поил ее сына молоком и перекладывал печь в библиотеке. Дед Петр говорит о ремонте крыши церкви. И все повторяют: добрый был человек, золотые руки.
Пока не закончился короткий зимний день, я иду осмотреть зияющие на белом снегу черные останки дома. Какой он стал маленький! Словно съежился. В детстве мне казалось, что он огромный, почти как сказочный замок, но сейчас могу обойти его по периметру за 30 шагов. Через пять лет на этом месте брат разобьет фруктовый сад. А сейчас передо мной основание печки, нижние венцы, металлическая посуда и лом, воткнутый туда, где было найдено тело. Он знал, в какую сторону выбегать, но по иронии судьбы спал в этот день в другой комнате. Убежать не получилось.
Газетная сводка была настолько сухой, что даже мои слезы не смогли ее оживить:
«25 января 2017 года в 6 часов 35 минут поступило сообщение о пожаре в частном доме по адресу Подпорожский район, д. Родионово, переулок Сиреневый, д. 1. Горение ликвидировано в 7 часов 26 минут. В результате пожара дом полностью сгорел. На месте пожара было обнаружено тело хозяина дома. Причины пожара устанавливаются отделом надзорной деятельности и профилактической работы Подпорожского района».
Эпилог
Пожар 25 января был для меня потрясением и тяжестью, которую я долго носила на сердце. Я не знала, как избавиться от этих воспоминаний, как перестать думать об этом и плакать несколько раз в год. Уже в начале января моя душа начинала тревожиться о чем-то, это повторялось и весной, в день памяти крестного. Пять лет я жила с этой болью и не могла ее исцелить.
Но потом я написала текст, который вошел в главу «Пожар». Я написала его искренне, от души, вспоминая до мельчайших подробностей те дни. Вспоминая свои чувства, свои мысли. Пока я писала, слезы лились и лились по моим щекам. Я думала о том, что у меня не осталось даже символа того счастливого детства, которое я провела в деревне. Я думала о том, что самых близких всегда труднее всего отрывать от сердца. Я думала о том, что этот гвоздь из моей души не вытащит ни один гвоздодер. Я написала текст и продолжила жить.
А потом наступило 25 января 2024 года, и я не вспомнила о пожаре. Впервые за семь прошедших лет. Вечером мне о нем напомнила мама. Так я узнала, что этот текст исцелил меня, помог мне отпустить старую боль, вытащить гвоздь и замазать рану штукатуркой.
Я рассказала вам эту историю, чтобы вы знали: любую потерю можно пережить. Матери теряют детей, дети теряют родителей. Жены теряют мужей, а мужья – жен. Внуки часто теряют бабушек. Кроме этого, мы теряем кошек, собак, хомяков, надежды и мечты. Но любую потерю можно пережить. Для этого надо о ней написать. Возможно, не один раз, а несколько. Возможно, делая длинные паузы и перерывы. Но обязательно надо написать.