Проза
Шрифт:
– К чему вы это все говорите?
– спросил Айзек, композитор местного Большого Театра Оперы и Балета.
– А все к тому, - грустно продолжал Зейцман, - что несмотря на столь жесткие ограничения, мы пытаемся обять необятное. Постоянно думая о далеких проблемах, мы забываем о более нам близких; можно сказать, просто родных заботах. Ведь скажите на милость, что толку от открытия, скажем, контролируемой ядерной реакции, если мы в то же время отравим, к примеру, всю питьевую воду на планете? Ведь постигая крупицу малого и далекого, мы почему-то не обращаем внимания, что теряем большое и близкое.
– Человечеству была дана планета, чтобы оно управляло ею. Но мы, видимо, не правильно поняли слово "управлять", если вместо того, чтобы заботиться о ней, продолжаем методично и хладнокровно убивать ее. Ведь какой хозяин будет рубить топором стены собственного дома? Более того, не будучи способными управиться с землей, мы не способны управиться даже с самими собой.
– Так вы против знаний и цивилизации?
– спросил профессор Стержнев, ведущий специалист страны по математике.
– Нет, но я против такого знания, как у нас, и его применения, - ответил Андрей Степанович, - Мы бы знали намного больше, если бы принимали и использовали знания должным образом. А так - попомните мои слова!
– наше счастье в нашем незнании.
– А ведь подумать только, - ученный мечтательно откинулся на кожаную спинку дивана, - целых шесть десятков лет я мог просто жить и радоваться жизни. Радоваться солнцу, дождю, радуге, снегуї - Господи, как много я потерял! Теперь, понимая это, пытаешся наверстать упущенное, но времени катастрофически не хватает... Да. Малої - задумавшись, кивнул головой Зейцман. И затем сказал свои последние слова:
– Человеку так немного надо для счастья. Но как все же поздно он это понимает.
Ответом ему была гробовая тишина.
В следующее воскресение Андрея Степановича с нами уже небыло. Его подвело больное сердце.
Многие до сих пор вспоминают его последние слова, сказанные как бы в минуту прозрения. Кто знает, может он и вправду понял смысл?..
КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ДОЖДЬ
Сегодня был ветер и почти целый день лил дождь. А, может быть, слезы? Не знаюї Не мне судить. А утром сияло солнце и радостно пели птицы. Кто знал, что печально закончится день? А мы с тобою пели вместе с ними. Пока первые капли не разбились о каменную крышу. Да и то мы тогда не знали, что это начинается дождь. Мы думали, кто-то заплакал где-то там, в безграничной выси. Но вскоре погасло солнце и туча закрыла небо. И я перестал быть счастливым. И ты перестал быть счастливым. Какое уж тут веселье, когда больше нету солнца?
Ты знаешь, подует ветер и мигом прогонит тучу. Успеешь ли ты до того умыться под этими каплями? И станешь ли снова чистым, как будто снова родился? И выйдешь навстречу солцу, чтоб высохнуть после дождя?
Спеши, постарайся быстрее. Кто знает, когда он подует? Дождя хватит всем, но все ли купаться в нем захотят?
И тот, кто остался грязным. Как сможет он выйти с нами? Зачем ему сохнуть нужно, ведь он ни на миг не промок? Останется там, где был он. В тени, за семью замками. И будет жалеть, что солнцу себя он не приберег.
Мы снова споемся с птицами! Мы снова станем счастливыми! Мы снова будем петь песни, когда закончится дождь (пока не начнется дождь?)ї
БЕГ
Почему мы так сложно
Не знал. Точно не знал. Иначе зачем бы он шел сейчас по заросшей солнцем улице, торопясь успеть на работу. Иногда срываясь на бег, он подносил часы к глазам и вглядывался в них, словно надеялся успокоить себя. Но они не показывали совершенно ничего утешительного. Игорь мысленно представлял себе, что ему прийдется выслушать от своего начальника и проклинал все на свете, считая вселенную повинной в его опоздании.
Сердце часто билось у него в груди, выскакивая наружу. Как на зло, улица была многолюдной. Он бежал, расталкивая идущих навстречу людей и иногда вскрикивая от непонятного леденящего ужаса.
– Сумасшедший! Идиот!
– кричали ему сзади. С громким визжанием останавливались автомобили, из них выпрыгивали шоферы и грозили вслед кулаками. Кто-то попытался было остановить его рукой, но Игорь оттолкнул его так, что тот упал на мостовую. Он бежал, не разбирая дороги и думая только об одном: как сильно он опоздал. Смеющиеся, кричащие, удивленные и злые лица проплывали мимо, смазываясь в одну общую кашу, а затем исчезали. Светофоры, казалось, мигали не переставая, но Игорь уже не мог различить их свет. Он бежал вперед, ни о чем не заботясь и ничего не замечая.
Споткнулся. Упал. Дорогой импортный дипломат с важными бумагами отлетел в сторону. Игорь поднялся и побежал дальше. Он стал постепенно забывать, куда бежит, и что ему там нужно. Он уже просто бежал, потому что надо было бежать. Потому что не мог иначе. Потому что впереди было нечто важное, отчасти неприятное. Но в этом Игорь был виноват сам, он знал это наверняка. Это как-то было связано с бегом и временем.
Игорь впопыхах посмотрел на часы. Большая стрелка зашла за маленькую. Больше он ничего не понял и не вспомнил. Некогда было думать, надо быо бежать. Бежать, не разбирая дороги. Бежать и надеяться, что впереди что-то есть. Что-то, ради чего собственно и весь этот бег.
Бежать... И тут часы остановились. Игорь с громким криком упал на дорогу, широко раскинув руки. Прохожие с визгом кинулись к нему, но он был мертв. Он так и не добежал туда, куда зачем-то нужно было очень быстро бежать...
ШКОЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ
Директор школы Иван Осипович Кандыба держал потрепанную тетрадку и дрожащей рукой листал исписанные страницы, изредка слюнявя пальцы. Это была пьеса ученицы пятого класса той же школы, которую вручил директору непосредственно сам учитель русского языка, с благоговением воззирая на вышеупомянутую тетрадь.
Его губы беззвучно шептали вновь и вновь повторяющиеся буквы, которые сливались в общую гармонию где-то глубоко в сердце, заставляя рассудок трепетать и радоваться.
– А вы были правы, Александр Никитич, - наконец обратился он к учителю, сидевшему напротив, - Если это не новый Шекспир, то я ничего не смыслю в педагогике и литературе.
– Да вы обратите внимание на речь! На стиль!
– восторгался тот.
– Согласен с вами, - Кандыба перевернул еще один листок и бегло пробежался по строкам, - А знаете что, почему бы вам не заняться спектаклем по этой пьесе?