Прожорливое время
Шрифт:
— Что вам нужно?
— Я разбираюсь в обстоятельствах смерти Даниэллы Блэкстоун, — сказал Томас, запоздало осознав, как выплескивается непрошеная правда. — Точнее, одного своего друга, Дэвида Эсколма, который представлял ее интересы и был убит вскоре после ее гибели.
— Я ничего об этом не знаю, — чуть ли не мечтательно-равнодушным голосом произнесла дама, отвернулась и уставилась невидящим взором в дождь.
— Я просто хотел задать вам один-два вопроса, — заявил Найт, но женщина молчала и не шевелилась. — Мисс Черч, извините, если пришел не вовремя, но я приехал из Штатов и не могу долго
Она сидела совершенно неподвижно, словно монументальные столбы ворот, будто даже не замечала его присутствия.
— Даниэлла была вашей подругой, — решил подойти с другой стороны Томас. — Вы много лет работали вместе. Почему вы разошлись?
Женщина ничего не сказала и даже не посмотрела в его сторону.
— Это я обнаружил ее труп во дворе своего дома, — выпалил Найт, внезапно охваченный злостью. — Я не просил о том, чтобы меня втягивали во все это, не хотел ничего подобного.
— Она умерла быстро? — спросила Черч, по-прежнему не глядя на него.
— По-моему, да.
— Что ж, — пробормотала она. — Наверное, это хоть что-то.
Женщина резко поднялась на ноги, и Томас увидел, что она совсем не такая старая, как ему сначала показалось. Писательница медленно, но уверенно приблизилась к нему. Найт вспомнил ее ярость, обращенную на Дагенхарта, и был вынужден внутренне собраться, чтобы не шагнуть назад.
— Я ее не убивала, мистер Найт, хотя мы с Даниэллой спорили по многим вопросам, в первую очередь, разумеется, из-за денег, — сказала она. — Я не хотела ее смерти. Мы с ней ругались, но при этом у нас было много общего.
— Быть может, мы где-нибудь укроемся от дождя и немного побеседуем? Я мог бы отвезти вас в паб. Давайте поговорим, чего-нибудь выпьем.
— У меня велосипед.
— Его можно положить в багажник. Нам надо бы укрыться от дождя.
Она задумчиво посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и Томасу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляда. Казалось, рядом с ним находится бык или лисица. Черные глаза женщины были наполнены непостижимым инстинктом, чувством настолько чуждым, что в нем почти не было ничего человеческого.
— Вы можете отвезти меня домой, — наконец сказала писательница.
Она прошла мимо Томаса, и он на какое-то мгновение остался стоять на этом глухом пустыре за воротами, один во власти стихии, окруженный срезанными цветами.
Глава 63
— Что это было за место? — поинтересовался Найт, как только они отъехали.
Ему нужно было проявлять крайнюю осторожность в расспросах, и он решил, что эта отправная точка окажется достаточно нейтральной. Томас ощущал присутствие Эльсбет Черч на соседнем сиденье, слишком близко. Она пахла сырой землей и промокшей под дождем одеждой.
— Здесь был большой загородный особняк. Он сгорел дотла в восемнадцатом столетии.
— Почему вам нравится тут находиться? — спросил Найт.
В ее голосе было что-то такое, что действовало ему на нервы, какая-то отрешенная задумчивость, из-за чего он звучал подобно старой грампластинке, сквозь треск и шипение времени. Казалось, на самом деле этой женщины здесь нет.
«Как Маргарет», — подумал Томас.
Мстительная французская королева, впервые
— Я люблю тишину, — заявила Эльсбет Черч, она явно говорила неправду.
Томас был почти уверен в этом, но она больше ничего не собиралась добавить.
— Вы с Даниэллой ссорились из-за денег?
— У нее всегда лучше получалось общаться с людьми, — сказала писательница, по-прежнему задумчивая, но уже более приземленная, осязаемая. — Интервью, встречи с читателями, выступления по телевидению. В Штатах обожали Даниэллу с характерным британским акцентом и старинным родовым особняком. Я ничего не имела против, предпочитала оставаться в тени. Но груз рекламных поездок, необходимость вставать среди ночи, чтобы в прямом эфире давать интервью телеканал, вещающему в шести часовых поясах от нас, постоянные улыбки перед объективами — все это оказалось для Даниэллы чересчур. Точнее, она преисполнилась сознанием собственной значимости, уверовала в то, что делает львиную долю работы.
— Но в действительности книги писали вы! — воскликнул Томас.
Эльсбет Черч тихо рассмеялась, и Найт почувствовал, как у него на затылке волосы встают дыбом. Этот язвительный, звериный смешок вырвался из самых глубин ее горла.
— Да, но для того, чтобы книга стала бестселлером, мало просто ее написать, — продолжат она. — Особенно когда есть знаменитый автор. Даниэлла решила, что для успешных продаж публичный образ гораздо важнее, чем содержание книг. В чем-то она была права. Многие замечательные книги никому не приносят ни гроша, но стоит поместить на обложку фотографию какой-нибудь звезды, издать написанные безымянным «негром» мемуары бывшего телеведущего, спортсмена или политика, и можно грести миллионы.
Лицо Даниэллы, ее странные, необычные глаза при пересчете на фунты выливались в тысячу слов, а то и больше.
Томас уже успел забыть глаза Даниэллы Блэкстоун, один зеленый, другой неестественно фиолетовый. Даже в смерти они притягивали к себе внимание. Оставалось только гадать, как они выглядели, когда Даниэлла была жива.
— Но вы с ней не соглашались, — Найт поежился и стряхнул с себя это воспоминание.
— Наверное, тут дело пошло на принцип. Полагаю, в смысле рыночного успеха Даниэлла, вероятно, была права. Но я все равно считала, что книга — это в первую очередь то, что в ней есть, слова, составляющие фразы, а не то, как она продается.
— В итоге вы разошлись, и Даниэлла не смогла больше продать ни одной книги.
— В этом есть грустная ирония, вы не находите? Рынок ее обожал, но читатели любили также этого двуствольного автора: Блэкстоун и Черч. Издатели толпой устремились к Даниэлле, но, как только увидели, что она написала, разом отпрянули назад, бросили ее на произвол судьбы. «Чересчур рискованно», — сказали они. Печально, особенно если учесть, что Даниэлла рассчитывала на огромный аванс. Услышав о ее смерти, я сначала подумала, что она наложила на себя руки. Даниэлла так жаждала успеха.