Прозрение. Том 2
Шрифт:
Да, чиновник ощущал в присутствии лендслера дискомфорт, но приписывал это навязчивому запаху озона и харизме, присущей всем боевым офицерам.
Она же — клеймо убийцы, печать зверя в глазах изнеженных непрямым умерщвлением себе подобных.
Колин казался Хайлику Абрамовичу излишне мрачным и грубо сделанным, прямолинейным и тяжеловатым.
А ещё… несколько недостаточно отмытым от крови.
Замминистра не связывал присутствие гостя с внезапной потливостью и бурчанием в животе. Ему казалось, что всему виной
— Позволь предложить тебе кофе? Насколько я помню, на вашем Юге так и не нашлось планет, где могла бы произрастать настоящая земная арабика?
Колин едва заметно качнул головой, но Хайлик Абрамович не распознал отказа и списал молчание лендслера на общую скованность.
— Я рад, — продолжал солировать он, — что ты решился сменить, наконец, этого старого зануду… Как его, я забыл? Медис? Мергис? Своего зама?
«Генерал Мерис».
Колин не открывал рта, но слова прозвучали.
Хайлик Абрамович присмотрелся к бывшему однокашнику внимательней: сказал или нет? Его замутило.
В этом месяце Хайлик Абрамович участвовал в принятии слишком многих важных решений. И психический подъём свалившейся на его плечи ответсвенности уже раскрыл впереди черноту депрессии.
Так, наверное, чувствовал себя перед увольнением генерал Коритидес. Тот, кто ещё пару месяцев назад занимал хлебную должность куратора по неподдающемуся Югу.
Югу, куда лучше не летать, а тихо строчить отчёты, сидя в уютном кресле, обитом кожей псиорга. Бархатистой, пружинящей, неуловимо пахнущей всем настоящим, мужским — порохом, дорогим табаком и кро…
К горлу подкатило.
Коритидес забыл о самосохранении, вмешался в игру с алайцами, но не сумел удовлетворить ею контр-адмирала Херрига и был разжалован. Таков риск каждой высокой должности.
Но почему же тошнит? И так хочется расстегнуть удушающий воротник рубашки и распахнуть окно?
Колин Макловски с трудом поборол раздражение, готовое выплеснуться и смыть в небытие очередного идиота, обившего кресло кожей не менее разумной твари, чем он сам.
Псиорги охранялись в Содружестве, как условно разумная раса. Иначе — но разумная.
Лендслер прикрыл ядовитые чёрные глаза. Ещё не время было оставлять по ходу движения трупы.
Хайлик Абрамович вызвал секретаря, принял от него чашечку кофе, но не удержал, и ароматная жидкость плеснула на стол.
Секретарь кинулся за салфеткой.
— Извини, друг мой, я что-то подустал сегодня, — выдавил чиновник и встал, давая понять, что визит окончен. — Придётся тебе познакомить меня с твоим новым замом в следующий раз.
Лендслер поднялся. К своему кофе он не прикоснулся, но этого никто не заметил.
Чашка простояла на краю стола четыре дня, пока на неё случайно не натолкнулась рука уборщицы, проверявшей за автоматами тщательность сделанной работы.
В
Этот сразу заметил едва приподнятую бровь командующего.
«Мерялись у кого больше?» — усмешка скользнула по тонким губам блондина.
«Много чести», — так же беззвучно нахмурился Колин, скользнул по министерскому коридору и исчез за поворотом так быстро, что секретарь заозирался в недоумении.
Секретарю повезло. У него было примерно полторы извилины на всё про всё, и произошедшее отметилось в них лишь лёгкой головной болью.
Едва заметная скука на точёном лице спутника лендслера свидетельствовала о том, что новый заместитель военного министра ни угрозы, ни интереса для Юга Галактики не представляет.
Хайлик Абрамович был, скорее всего, расходной фигурой и зиц-председателем. Рулил не он, а Колину требовался сейчас именно рулевой.
Часть руководства он уже прощупал. Оставалось подержать за вымя самого военного министра, контр-адмирала Норвея Херрига.
Ради игры с ним и был якобы уволен Мерис, а рядом с лендслером шагал теперь фальшивый замполич с говорящим именем Ликам Брегенхайнер.
Впрочем, те, кто мог бы порассуждать о его генеалогии, скончались примерно два тысячелетия назад. Некоторые — скоропостижно.
И лендслер, и его замполич проигнорировали лифт.
Походку Брегенхайнера можно было бы назвать летящей, но двигался он с той же скоростью, что и неуклюжий с виду Дьюп.
В холл первого этажа (в Империи первым традиционно называется самый верхний этаж, с выходом на крышу), они поднялись одновременно.
На мгновение встретились глазами, после чего Колин вызвал аэрокэб — претенциозный, неманевренный и изумительно дорогой транспорт.
Плюс у него тоже был — гулкость гигантского салона давала возможность перекинуться парой фраз, не опасаясь прослушки.
Кэб был рассчитан на среднего размера делегацию, и для двоих он оказался именно тем местом, где гости вроде бы на виду у спецслужб, но особенности распространения звука заставляют шпионов кусать локти.
— Осмотрелся? — спросил Колин, глядя сквозь прозрачный пол кэба. Губы его почти не двигались.
Аэрокэб с шумом набирал высоту, а внизу раскинулся стандартизированный и потому не самый красивый город. Любоваться городами нужно летать на Экзотику.
— Не скажу, что в восторге, — парировал Ликам Брегенхайнер, так же не глядя на собеседника, чтобы не давать шпионам возможность прочитать разговор по губам. — Я ожидал, что северные имперцы слегка одичали, но полагал, что ты всё же преувеличиваешь, согласно склонностям людской природы.