Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Меня кидают на лавку. Снова сдавленный стон и ломота во всём теле.
— Здорово ты его! — похвалил всё тот же незнакомый голос. Судя по всему, он обращался к Голубю. — Эй, тюря! Глаза открой! Смотри на меня!
Говоривший крепко врезал мне по щеке.
Я попытался вновь открыть глаза и те стали слезиться. Картинка плыла, сосредоточиться было трудно.
Одна из серых теней приблизилась ко мне.
— Знаешь, отчего ты ещё жив? — услышал я голос Павла. — По двум причинам. Во-первых, я хочу знать, кто ты такой.
—
— Ха! Ожил-таки! — послышался всё тот же нагловатый басок.
— А во-вторых, — продолжил Голубь, — ты так просто не отделаешься.
Глаза, наконец, перестали слезиться, но ясности пока не было.
— Справедливости жаждешь? — прохрипел я, снова пытаясь откашляться. — Возмездия?
— А то! — хохотнул незнакомец.
Он схватил меня за подбородок и повернул к себе.
Передо мной была настоящая гора. Выпученные глаза злобно сверлили насквозь. И если бы могли, то высосали бы Искру.
Гигант выпрямился, оттолкнув своей ручищей мою голову. Голубь рядом с ним казался букашкой по соседству с толстой жабой.
Сзади эти двоих я увидел ещё нескольких человек. Они стояли у входа и с ухмылкой на лицах глядели на происходящее.
— Знаешь, кто перед тобой? — спросил Павел, кивая на гиганта.
Хотелось сказать какую-то колкость, и лишь большим усилием воли я себя сдержал.
— Часлав Северский, — продолжил говорить Павел. — Племянник того самого Бориса… семью которого ты отправил в чистилище.
— И что?
— И что? Вот, гнида-то! Чего тянуть? — злобно рыкнул гигант.
Он резко схватил меня за волосы и подтянул к себе.
— А вот сейчас возьму тупой нож, и твоей девке пузо вскрою! Вот тебе и будет «что»!
— Постой! — бросил Голубь. Он наклонился ко мне. — Ты же не дурак. Всё уже понял.
— Где Стояна? — хрипел я, не в силах освободиться от лапы гиганта.
— Твоя девчонка? — хмыкнул Часлав, пожимая кулаками. — Да вон… лежит у стены. Пока.
Я проследил направление. Тело Стояны неподвижно лежало справа от входа. Моё сердце ёкнуло: неужто… неужто… Я даже не мог помыслить о худшем!
Но, слава Сарну, друидка была жива. Было заметно, как вздымается её грудь. Скорее всего, Стояна была без сознания.
А что Хфитнир? Неужто огневолк пропустил в дом этих мордоворотов? Иди Голубь тут как-то повлиял?
Нет, он не мог просто так бросить нас. Не мог! Я же чётко помню, как он стоял за дверью, желая ворваться внутрь.
Это всё Голубь, мать его так! Надо отдать должное — он весьма искусный маг. Вишь, как ловко меня огрел!
— Сколько осталось жить твоей девчонке и твоему будущему выродку, — при этих словах Северский указал на живот Стояны, — зависит от тебя самого.
— Чего вам надо?
— Лично я бы хотел оторвать тебе руки и ноги. А напоследок и башку! И при этом смотреть, как ты будешь орать и просить, чтобы тебя прикончили быстро,
— Как Руту Снегову, — без охоты сказал Голубь.
— Да, её самую. Тоже ведь твоя подружка была? А? Чего зубами скрипишь? А когда моих братьев да дядьку кончал, небось не думал, что отвечать придётся? Сука!
Часлав с силой врезал мне кулачищем под рёбра. Воздух мгновенно покинул лёгкие. Я задохнулся и согнулся пополам, пытаясь сделать хоть один маломальский вдох.
— Сом! Успеется ещё! — недовольно бросил Павел.
Он назвал Северского Сомом. И действительно очень похож: здоровенный, с лупатыми глазами, брюхом, что пивная бочка. А тут ещё длинные тонкие усы, бритый наголо подбородок. Сом сомом! Сейчас откроет свою громадную пасть и заглотит меня, как карасика.
Северский недобро сощурился и отошёл к своим сподручным, где стал чём-то с ними шептаться. Те периодически погикивали, похлопывая гиганта по плечу.
Я пришёл в себя и злобно уставился на присевшего рядом Голубя.
— Кто ж ты такой? — промурлыкал он. — Червь… да, червь, что точит наше древо! Знаешь, как бывает обидно… горько осознавать, что тебя предают. Гибберлинги, говорят, за подобное вспарывают животы и наматывают кишки на руку. Это чтобы иным неповадно было… Сколько же мы старались… трудились над… над… тобой. Вернее, Сверром.
— Мы? А кто вы такие?
Голубь молчал. Он покусывал губы, глядя на тонкие языки пламени в затухающем очаге.
— Я кое-что тебе расскажу, — начал он. — Тело умирающего Сверра подобрали люди Зэм. — Павел щурился, силясь восстановить события в памяти. — Кое-кто из них вызвался попытаться спасти ему жизнь.
— Зачем?
— Сам не раз об этом думал.
— И что?
— Ответ в тебе самом… А давай так, думаю, тебе будет интересно: я рассказываю свою часть истории, а ты свою. Согласен?
— Мне всё одно конец. Чего болтать понапрасну?
— Конец… начало… Вон лежит твоя девчушка. Даю тебе слово, что её не тронут. Но только притом условии, что ты будешь со мной честен. Хорошо? Я хочу знать, что происходит. Почему рушатся наши планы.
— Хочешь мести? — хмыкнул я. — Одни умные люди когда-то говорили, что коли начнёшь мстить — враги никогда тебя не покинут. Даже после смерти… Смотри, приду тогда, когда не будешь ждать.
— Я учту столь глубокую мысль. А насчёт того, придёшь ли или нет — так без головы в Сарнаут назад не пускают. Так ведь, Часлав?
Тот громко рассмеялся.
— Так что насчёт моего предложения? — спросил Павел.
— Плюнуть бы тебе в рожу, да жаль, слюна не ядовитая.
Голубь никак не отреагировал на это. Он внимательно глядел мне в глаза.
Тут ватага удальцов, что стояла у дверей, громко хохотнула. Я услышал, как один из них заговорил о Голубом озере.
— Чем тебе не баня! Может, как кончим дело, обмоемся… попарим косточки?