Прямо сейчас

Нагаев Сергей

О Ксении, однако, Данила думал не с умильностью влюбленного, а – как это уже бывало – с раздражением и злостью. Нет, правда, какого черта она сейчас не с ним, а с кем-то другим? Предположим, он не богат сейчас и в будущем тоже, по ее мнению, вряд ли станет богатым, то есть не достоин стать ее мужем. Или пусть дело не в деньгах, хотя скорее всего в них, потому что тогда дело в неких достоинствах, которые позволяют мужчине быть эффективным добытчиком. Добытчиком все тех же денег. В общем, неважно не самом деле, из-за чего она отшатнулась от него, главное, он, предположим, не перспективный жених для нее. Ладно. Но почему они не могут просто какое-то время встречаться с ней? Что уж так прямо сразу надо

жениться? Можно ведь вместе проводить время, раз между ними возникла симпатия, разве нет? Почему между ними не может быть такой мелочи, как секс? Хотя бы один раз? Очень даже может быть. И должен быть. Да, она должна быть его! К этому нет никаких логичных препятствий.

Данила медленно поднимался по ступеням в магазин, видя перед собой только Ксению. Его воображение стало бесконтрольно генерировать видеоролики с фантазиями, где он и Ксения занимались сексом.

Каждый его шаг на очередную старую, истертую за десятки лет, а может, и больше чем за столетие, каменную ступень лестницы сопровождался мыслью, что на этой ступени, а впрочем, и на следующей, и на следующей, они с Ксенией могли бы заниматься этим. Стоя это делать не очень сподручно, но и так сойдет.

Хотя, конечно, комфортнее было бы заниматься сексом у окна между этажами, если бы оно здесь было. Данила представил себе окно, выходящее в уютный двор с одинокой липой, которую по странной случайности не спилили. Да. Она бы наклонилась и уперлась руками в подоконник, а он бы вошел в нее сзади. Ей бы понравилось. Подоконник, кстати, мог бы быть широким, как в большинстве старинных домов в центре Москвы, и поэтому Ксения могла бы сидеть на подоконнике. Она бы сидела, опершись спиной об оконную раму, а он, поддерживая ее раздвинутые ноги, вошел бы спереди. И они забыли бы обо всем. И он начинял бы и начинял бы ее удовольствием и страстью. Страстью неистовой и одновременно нежной! Без устали он наполнял бы и переполнял ее удовольствием, которое окрыляет, отправляет в полет, в небо, но одновременно не отпускает в этот полет, велит не покидать этого места, удерживает здесь, у этого окна, в этой минуте, в этих движениях.

Между тем, представляя себе, как он занимается сексом с Ксенией, Данила ни на секунду не забывал, что в реальности она, вообще-то, не собирается с ним этим заниматься. Она вполне недвусмысленно отказала ему.

Данила постепенно стал видеть в своих фантазиях уже другое. Он видел обворожительное лицо Ксении. Ее соблазнительный рот. Чувственные губы. Вот они размыкаются, эти губы, и она говорит ему: «Нет». «Нет». «Нет». «Нет». Она произносит это отвратительное слово то с лукавой улыбкой, то печально, то дерзко, даже злобно – но за всеми этими настроениями ощущается ее зов и сожаление об отказе. Словно, на самом деле она не против, а только в шутку, из озорства дразнит его. Ксения дразнит и дразнит его, но затем вдруг оказывается, что она увлеклась этой игрой и уже как будто и забывает о том, что она не против и что ей хочется Данилу. И теперь она, как одержимая, отказывает ему просто ради удовольствия отказывать. «Нет». «Нет». «Нет». Просто чтобы он помучился. Это же так весело, когда мужчина мучается и ничего не может поделать – так думает она в воображении Данилы.

Но она ошибается, эта красивая дрянь. С ним нельзя так поступать. Он может сделать с ней все, что ему захочется. Данила представил себе, как мог бы связать Ксении руки за спиной. Нет, не за спиной, он должен опрокинуть ее на столик – вот на этот, который почему-то завален книгами, надо будет их скинуть отсюда – да, он уложит ее резким движением на стол и привяжет руки к ножкам стола. И ноги тоже. Чтобы она лежала перед ним распростертая и беспомощная. И тогда он подойдет к ней со стороны головы, возьмет ее за голову, подтянет к краю,

чтобы голова лишилась опоры и запрокинулась. А теперь откроем этот красивый рот, который так любит говорить «нет», и водвинем в него, глубоко-глубоко, в самую глотку, чтобы невозможно было дышать. Ну, и где наше «нет»? Подавилась своим «нет»? Как тебе такой минет, вместо «нет»?

Ксения начинает задыхаться. Жилы на шее напряжены, глаза вытаращены. Она поняла наконец, что это не сексуальная игра. Она дергается, но руки и ноги крепко перехвачены веревками. Пальцы Данилы, просунутые в углы ее рта, не позволяют ей даже попытаться укусить его член. И вот уже у нее наступает агония. Еще чуть-чуть и ей уже ничто не поможет… Ладно, черт с тобой, живи – он вынимает из ее глотки член. Она начинает судорожно хватать ртом воздух. Живи, сволочь, и помни мою доброту. Или, может, повторим?..

Тут Данила очнулся, отметив про себя, что уже некоторое время сомнамбулой бродит между книжными стеллажами.

Вернувшись в реальность, он стал с опаской оглядываться, не видит ли его кто-нибудь из посетителей магазина. Как подозревал Данила, вид у него, пока он предавался своим фантазиям, был безумный.

«Черт, я схожу с ума, – мелькнуло в голове у Данилы. – Я стал маньяком».

По счастью, ни одного покупателя поблизости не оказалось, лишь в конце книжного коридора у полок стояли двое, они глядели в распахнутые книги и не обращали на него никакого внимания.

Данила постарался придать лицу пристойное выражение и опустил взгляд вниз, чтобы удостовериться, что эрекция у него в джинсах не слишком очевидна. Место на джинсах, где была ширинка, выпирало больше, чем следовало. Он снова огляделся – по-прежнему никто не обращал на него внимания, – сунул руку в карман и скорректировал положение члена. Прикосновение к нему, пусть и через материю, вызвало не очень-то приятные ощущения. Но не физические. Это было давно знакомое ему чувство, сравнимое с похмельным раскаянием, чувство брезгливости по отношению к самому себе – снова мечты, опять он фантазировал о сексе, а не занимался им. Ну что за отстой!

Однако он не позволил себе раскиснуть. Это была минутная слабость, внушал он себе, с кем не случается. «Никакой я, конечно, не маньяк. Так, надо сосредоточиться, – подумал Данила. – Зачем я сюда пришел?»

Он заставил себя начать вглядываться в книжные корешки и чуть не рассмеялся вслух. Первым, что попалось ему на глаза, были томики сочинений Зигмунда Фрейда. «Ну, ясен месяц! – подумал Данила. – Куда же без дружищи Фрейда, когда стояк такой, что джинсы вот-вот треснут. Интересно, что бы сказал верный друг Фигаксель, если бы я рассказал ему про эту ситуацию? Сказал бы: „Вот до чего доводит людей недоёб“ – вот что, наверно, сказал бы. То есть практически то же, что и Фрейд. Только короче».

Данила потянулся за первой попавшейся книгой психоаналитика. Он понимал, что вряд ли эта книга поможет с написанием «Манифеста недовольных», Фрейд Ленину – не товарищ, но, с другой стороны, он, Данила, пришел сюда не за готовым рецептом, а лишь за подсказкой.

Раскрыв книгу на случайно выбранной странице, он прочитал: «Конечно, этот прекрасный путь доступен лишь каждому отдельно, а не всем сразу».

Бинго! Данила заулыбался, оглядываясь и словно призывая авторов книг, окружавшие его, как живых людей, разделить с ним радость открытия. «Лишь каждому отдельно, а не всем сразу». Именно. Это же так просто! Каждый человек на Земле должен приравниваться к самостоятельному, полноценному государству. Если ты сам себе государство, то кто же тебе смеет что-то указывать? Кто смеет требовать уплаты налогов и всякое такое? Никто. Это самый простой и верный способ: каждый человек должен быть признан отдельным государством. Просто по факту рождения.