Прямо сейчас
Шрифт:
– Нет. Каждый нормальный человек – специалист, и неважно, в каком деле. Вот я – маркетолог и рекламист. А кто-то дворник, допустим. Ну и ради бога.
– Да-да, знаем мы таких специалистов великих. Ага. Ленин тоже считал себя большим специалистом в юриспруденции. Ни одного суда не выиграл, когда работал адвокатом, но очень хотелось наверх выплыть, вот и пошел в революционеры. Хотя его-то хоть понять можно, он за повешенного брата царю мстил. А вы чего? Просто вам хочется красивой, уютной жизни, но только чтобы не самим ее себе устроить. Вот и вся сущность вашего подхода к проблеме.
– Это не корректное сравнение. У Ленина амбиции были немереные. А я – другое дело. Я
– Ты как будто не слышишь меня. Я уже сказал, что предлагаю. Я предлагаю не грызть тех, кто наверху, не ехидничать без конца, не тратить на это время жизни, а заниматься делом. И причем не по найму делом заниматься, а свой бизнес строить, – плясун торжествующе улыбнулся. – Я ответил на твой вопрос?
– Да. Мне твоя точка зрения понятна, – бородачу, видимо, было досадно, что вертлявый так скоро выпутался. – Только и ты пойми, если не работает закон, то твой бизнес легко могут отобрать.
– Предположим. Но опять же, тогда поезжай себе на здоровье в другую страну, где всё по закону и делай бабки там. Хотя я это уже говорил. Ладно. Теперь ты ответь, – плясун был неиссякаем. – Как, по-твоему, могло бы быть в идеале – чтобы вся подлая верхушка власти в один момент была убита?
– Как это – вся убита?
– Ну, к примеру, гильотинирована, – предложил плясун. – Ты бы мог поотрубать им всем бошки?
– Это негуманно, – чуть поразмыслив, ответил борода.
– Согласен, негуманно… А тогда такой вариант, – предложил плясун. – Вот, представь, все правительство вместе с президентом во главе полетело с визитом куда-нибудь, а самолет, бах, и разбился. Так пойдет?
– Анриал.
– Ну почему же? Поляки вон всей своей политической верхушкой разбились. Как миленькие. Что скажешь насчет авиакатастрофы? Или пускай будет не авиакатастрофа. Что-то еще. Главное – чтобы они все подохли. Тебя в идеале это устроит?
– Странный разговор вообще… Почему непременно кто-то должен сдохнуть, даже, предположим, в идеале?
– Я просто задаю вопросы. Вот что с ними делать, с такими плохими, как ты говоришь, руководителями? Вот вы протестуете, а они на ваши митинги прибор кладут. Что дальше? Предположим, что ты волшебник. Ну вот ни в какую они не хотят идти вам навстречу. Рогом уперлись и не хотят. Что бы ты с ними сделал как волшебник?
– Сложный вопрос, – ответил бородач.
– Может быть, выслать их всех куда подальше? – не унимался плясун. – Как раньше англичане делали. Ссылали рецидивистов со своих территорий в Америку, там, в Австралию, на разные далекие острова. Так? Вот и у нас взять всю эту теплую компашку – и на необитаемый остров, а? Ну если чисто гипотетически?
– А что это в принципе изменит? Другие на их место придут.
– Так а вы же на своих митингах об этом и кричите – хотите, чтобы другие на их место пришли. Разве не так?
– Так, но… – увалень почесал бороду. – Но этого не может быть. В ближайшие годы, по крайней мере. Это фантастика.
– Фантастика? На наших глазах развалился Советский Союз, самая большая империя в истории человечества. Вот где фантастика.
– Да ты же ребенок был, когда это случилось. «На наших глазах»! Что ты тогда понимал?
– Тогда не понимал, конечно. Зато потом понял. Мне отец говорил, что абсолютно никто в середине восьмидесятых не мог себе этого представить. Вообще никто, ни у нас, ни за рубежом, ни в дурном, ни в сладком сне. Прямо вот это слово батя и сказал: «фантастика». Поэтому чего ж? После
Глава 25. Доступно каждому
– А ты что скажешь? – вдруг спросил у Данилы плясун.
– Даже не знаю, – в мрачной задумчивости произнес Данила.
Он вздохнул и огляделся по сторонам, словно проснулся и не очень понимает, где находится. Потом развернулся и пошел обратно в книжный магазин.
Собственно, вернуться туда он был готов еще несколько минут назад, когда докурил сигарету, а разговор плясуна и бородача перестал его интересовать и Данила стал слушать их без внимания – скорее лишь потому, что они беседовали довольно громко. Плясун был, как определил для себя Данила, из тех, кто всегда готов нести любую, какая на ум придет, околесицу. Подобные умники не раз встречались Даниле в жизни, особенно в студенческие годы, – любители азартно переливать из пустого в порожнее, с энтузиазмом строить воздушные замки, увлеченно обсуждать нюансы банальных истин. Ну а здоровяк с бородой принял эту болтовню за чистую монету и всерьез вступил с ним в рассуждения, не понимая, что втянут лишь в имитацию диспута, что на самом деле плясуну абсолютно безразлично, придут ли они к каким-то дельным выводам.
Если бы Данила воспринимал разговор плясуна с бородачом всерьез, то он, конечно же, мог бы им что-то сказать. Например, что удивлен наивности, казалось бы, неглупых собеседников. Что, по его мнению, нет никакого смысла ни ходить на митинги, ни тем более обсуждать их и строить предположения насчет того, как да что должны делать власть предержащие. Данила мог бы напомнить собеседникам, что помыслы власть предержащих направлены лишь к одной цели – удержать власть, что давно объяснено итальянцем по фамилии Макиавелли. А значит, оба собеседника напрасно полагают, что такие, как они, могут рассчитывать на то, что властители вступят в реальный диалог с ними. Власть может притвориться на короткое время, будто вступила в диалог с недовольными подданными, но не более. И совершенно неважно, есть ли у этих подданных собственный бизнес или нет. Если подданных не устраивает реальность, в которой им приходится существовать, если они принципиально не согласны с властью, то и говорить с ней не о чем, надо строить свою, параллельную, реальность, о которой они мечтают. То же самое вроде бы говорит и плясун. Но важно вот что. Строить новую реальность не означает убегать в какую-то другую страну и жить там по общим правилам. Если уж строить, то строить по-настоящему новую реальность, и обязательно в мировом масштабе. В своей стране тоже, конечно, можно, но разве только так, для разбега.
Но все эти слова остались непроизнесенными, Данила твердо решил не позволить плясуну и бородачу втравить себя в бесплодную болтовню и, вполуха слушая их, тем временем думал уже кое о чем своем. Во-первых, он размышлял о том, в каком книжном отделе «Фаланстера» ему лучше покопаться в поисках того, что подсказало бы плодотворную идею для «Манифеста недовольных». Вернее, он пытался думать о манифесте, но у него это не очень-то получалось, потому что его сбивали с толку спонтанные всплески эмоций и мыслей, связанных с Ксенией. У него перед глазами то и дело возникал ее образ – соблазнительный, дразнящий, распаляющий. В конце концов серые глаза под русой челкой, а еще – и особенно – хорошо запомнившиеся после ночи их знакомства, их первой и единственной ночи, проведенной совсем не в сексуальном приключении, ее чувственные губы и аппетитная фигурка заслонили собой все остальное. Так что его мрачный ответ плясуну был вполне искренним. «Даже не знаю». Это была правда.