Прямо сейчас
Шрифт:
Большинство людей в самой России восприняло новость об объединении, конечно, с радостью. Особенно старшее поколение. Наконец-то они дождались хоть сколько-нибудь ощутимой моральной компенсации за ту череду глупостей, которые совершила страна в стремлении к свободе от социалистической догматики.
В Белоруссии царили похожие настроения. Разве что организация предпринимателей выступила с заявлением о том, что местный бизнес в новых условиях должен получить государственную поддержку (в неофициальных высказываниях коммерсанты без обиняков сокрушались насчет того, что теперь в Белоруссию придет крупный российский бизнес и на корню скупит все лакомые и доходные куски собственности). Но кто их слушал, белорусских предпринимателей?
Надо заметить,
– Прикольно, – только и сказал Виктор, когда Данила, сидевший на своем любимом месте на кухне за компьютером, показал ему сообщение информагентств в интернете о присоединении Белоруссии к России. Виктор достал из холодильника пиво, за которым заглянул на кухню, и, удаляясь обратно в комнату, продолжил разговор по телефону с какой-то своей знакомой. Он уговаривал ее встретиться, а та, судя по всему, упрямилась.
На Данилу известие о разрастании России за счет Белоруссии произвело гораздо большее впечатление.
Вернувшись из похода в книжный магазин «Фаланстер» и усевшись за компьютер, чтобы сочинить наконец свой манифест, он думал, что не будет слишком спешить с этим текстом, а хорошенько все продумает. Но теперь, почитав в интернете различные мнения об объединении двух стран, решил, что, наоборот, нужно поторопиться. Империя опять сворачивает на какую-то дремучую стезю, рассудил Данила. Ему даже представилась зимняя грунтовая дорога в сибирской тайге, по которой можно пройти только на джипе, да и то лишь если перед тем по ее поверхности прошелся своим ножом бульдозер. Он знал, как выглядит такая колея и в жару, и в лютый мороз – в детстве родители пару раз возили Данилу летом отдохнуть к родне, живущей в деревне за Тюменью, а года три назад он ездил туда же зимой на похороны тетки. Сейчас у него в памяти всплыла картина именно зимней грунтовки. Когда долго-долго едешь по такой дороге, с ухаба на ухаб, петляя, уклоняясь от первоначального направления и возвращаясь к нему, то порой возникает странное ощущение – что люди проложили этот путь не для того, чтобы достичь каких-то пунктов назначения, а лишь ради самого движения. И чем дольше едешь, тем больше веришь, что так оно и было. Это может показаться бессмысленным – кто будет тратить жизнь на движение, не имеющее конкретной цели? Но в этом, однако, есть своя логика, своя идея, подумал Данила. Возможно, двигаясь этой дорогой, люди пытаются доказать себе, что способны преодолевать что-либо. В данном случае преодолевать погруженные в непроходимый снег, замерзшие, не имеющие границ пространства. А возможно, все это ради того, чтобы приблизиться к какой-то призрачной мечте – мечте, у которой нет названия и которую невозможно описать. Но главное на такой дороге не это. Главное – не останавливаться. Иначе колеса завязнут.
Действительно, неважно, ради чего это происходило и теперь вновь происходит со страной, решил Данила. Важно, что это идиотский путь никуда. Пусть туда топают те, кому не охота думать, те, кто живут какой-то дурацкой мечтой. «Я проложу дорогу в правильном направлении», – подумал он.
Тут он на секунду засомневался. Он вдруг ясно осознал, что в последние пару лет ощущает себя как раз путником посреди ледяного царства. Что с ним происходит, Данила понять не мог. Но это было именно так. То есть получалось, что он-то и собирается преодолеть неведомое холодное пространство, что именно он сейчас как бы двигается по таежной дороге.
К черту, хватит копаться, решил он, это всё глупости, я уже тень на плетень навожу. Нечего тут мудрить, надо шевелить поршнями и не останавливаться.
И тут же решил отказаться от написания манифеста. К черту «Манифест недовольных». Нужно писать вообще не манифест. Надо написать заявление в Организацию Объединенных Наций – объявить себя государством и потребовать зарегистрировать его самым официальным образом как члена ООН. Да! Никакой не манифест, а открытое письмо в ООН. Манифест – это обращение в воздух, ни к кому, а письмо в учреждение – это совсем другая песня.
Он начал бодро выстукивать на клавиатуре: «Открытое письмо в Организацию Объединенных Наций».
Затем продолжил с «красной строки»: «Я, Даниил Антонович Емельянов, сверхчеловек и гражданин Российской Федерации, обращаюсь с заявлением…». Нет, неправильно, подумал он, не с «заявлением». Он удалил это слово и написал: «просьбой». Потом и его убрал, а вместо него напечатал слово «требованием». И продолжил: «с требованием зарегистрировать меня в ООН в качестве отдельного, самостоятельного государства».
Перечитав первую фразу, он улыбнулся и удалил «сверхчеловека». «Так не пойдет, – подумал Данила, – первый же клерк, который будет читать мое письмо, решит, что я ку-ку и по мне психушка плачет, и делитнёт письмо в корзину. Да и вообще, дело же не том, что это я один такой крутой перец и сверхчеловек. А в том, что любой человек с рождения должен быть признан сверхчеловеком. То есть таким человеком, который имеет право быть для всех остальных людей и, главное, для всех существующих организаций и государств равноценной, самостоятельной единицей. Каждый должен встать вровень с любой организацией, каждый может считаться отдельным государством. А планета Земля, таким образом, должна стать жилищем для равных людей».
Данила постарался изложить эту мысль последовательно и ясно, но одновременно коротко, чтобы она уместилась в одном небольшом абзаце. Затем покопался в интернет-энциклопедиях и в следующем абзаце уточнил, что его провозглашение самого себя государством не имеет ничего общего с затеей двух чудаков из американского штата Невада, которые основали в пустыне самопровозглашенную Великую Республику Вульдштейн (она же – Молоссия) с гербом в виде двуглавого орла, напоминающего российский герб.
Что дальше? Очень важно прописать коды действий чиновников ООН. Он, Данила, должен за них придумать, как можно осуществить его предложение, лишь тогда можно надеяться на то, что от него сходу не отмахнутся, что хоть что-нибудь ответят. Если предложение требует от ведомства конкретных шагов, то и отвечать ребятам из этой конторы придется тоже очень конкретно – они будут вынуждены либо четко объяснить, почему предложение неосуществимо, либо согласиться с ним. На второе, конечно, особо надеяться не следует, во всяком случае, поначалу. Скорее всего, понимал Данила, события будут разворачиваться по первому сценарию – ему откажут. Но надо, чтобы этот отказ последовал. Отказ на каких-то конкретных основаниях будет означать, что тебя все-таки воспринимают как человека, имеющего право на некие предложения, и с ооновцами можно будет вступить в полемику. А это немало для старта.
И еще. Бюрократы обожают предложения, которые подразумевают расширение их штатов. Эту приманку нельзя недооценивать. А тут как раз интересы бюрократической конторы – ООН – и обычных людей могут совпасть. Потому что нет смысла просто объявлять его, Данилу Емельянова, и любого другого человека отдельным государством, если при этом не будет создана некая бюрократическая структура, представляющая интересы этих людей-государств. Никакая декларация, никакая инициатива не выживет без менеджеров, без бюрократии, которая призвана вырабатывать решения, отслеживать их выполнение, пиарить, в конце концов, свою организацию.