Прямые пути

Дуров Алексей Викторович

Шелтак развернул лопух — внутри был кусок жареной утятины, — отпил из бутыли, крякнул, заел. Реса и Леск как будто не замечал.

— Так вы колдун? — осторожно спросила Леск.

Старик ощетинился:

— Что, колдовство мое вызнать хочешь?! А не вызнаешь ты ничего, не скажу я тебе! Уходи отсюдова! И ты тоже уходи, а то в мух попревращаю! Хворь нашлю, живыми сгниете, ссохнете!

Схватил корзинку и скрылся в шалаше. И продолжил там злобно бормотать.

— Пойдем, — вздохнул Рес.

По

дороге обратно в селение Рес первым делом спросил:

— Кто такие фоликсы?

— Я раньше не слышала этого слова. Но «фоли» на высоком языке пятого племени значит «змея» или «змеиная кожа».

— Да?! Но змея и кожа ее вроде как не одно.

— У нас скорняки называют лисью шкурку лисой. «Фолик» будет значить «похожий на змею» или «в змеиной коже, но не змея». А «фоликс»… «С» в конце слов значит «большой», «огромный». Тогда «фоликс» — «огромное змееподобное».

Она говорила очень спокойно, но — наверняка боялась, не могла не вспомнить ту огромную гадину с лапами. И страх передался Ресу. Взялся успокаивать жену и себя заодно:

— Видать, не так уж они страшны, фоликсы эти, раз даже колдун этот, Шелтак от них защищает. Да он и не похож на колдуна, на жулика похож. Колдунов я мало знаю, считай — тебя одну, а жуликов насмотрелся.

— Думаешь, его зря кормят?

— Поят его точно зря. Может и знает одно заклинание, но и только.

— У него есть оберег, а колдовать он не умеет. Я при нем колдовала, чтобы оберег найти, а он не заметил. Но оберег почуяла, в шалаше он.

— Ага… а местные знают?

— Местные нелюбопытны.

— О, а чем кабак освещался, тоже колдовство? Я так и не разглядел, чего там за проволокой, отвлекся.

— Нет, это не колдовство, это камень-светляк. Если его прокалить как следует, то потом долго светится.

— Не встречал до сих пор такого.

— Да, в империи камни-светляки есть только на украшениях высшей знати. Раньше их было гораздо больше, тысячелетия назад даже рудокопы брали их под землю, но со временем камень-светляк тускнеет и перестает светиться.

— А здесь, стало быть, еще остались.

— Да. Но я читала в одном свитке, что камни-светляки покупали в Городе В Облаках, то есть, они сделаны, не из земли их добывали. Может быть, местные узнали секрет, как их делать.

— Ну, не совсем местные — фонари уж больно тонко сработаны, как для этого селения.

Когда вышли к мазанкам, уже вечерело. Направились к кабаку, чтобы устроиться на ночь, но прямо на пороге встретил предгорник — по всей видимости, он главный в селении, вроде старосты или клинного. Сам представился Итесом, свои имена беглецы назвали честно. Итес спросил:

— Так вы пришли из империи?

Отрицать бессмысленно — начнет ведь расспрашивать, кто такие,

где родились, где жили, кто родственники. А признаваться, пожалуй, безопасно раз встречает побережников один и безоружный. И смотрит всего лишь с любопытством.

— Пойдемте, — живо сказал Итес. — Туда.

Привел к накрытому столу, за которым уже сидели тот самый островянин, что здорово удивил Реса, и его хорошо одетый собеседник — человек смешанной крови, звали его Ог. Островянин так и не представился — поздоровался, а дальше вовсе молчал. Ресу и Леск сразу придвинули по большой миске икры.

— Так вы действительно побережники, — восхищенно покачал головой Ог. — Слышал о вашем народе, особенно в последнее время много говорят. Но вы первые побережники на Колдунье. С незапамятных времен, пожалуй.

Ресу аж икры расхотелось. Он не надеялся встретить здесь своих, как-то не задумывался до сих пор об этом. Однако снова зашевелилось чувство одиночества, пришлось смотреть на Леск, чтобы его прогнать.

— А почему о нас много говорят? — спросила Леск.

— Потому что ваш народ из империи выгнали, чего же еще?

— Так у вас есть связь с империей? — подался вперед Рес.

— Нет, к нам пришла семья степняков — от долгов сбежали. Они и рассказали нам.

— На самом деле нас не выгоняли из империи, — зачем-то объяснила Леск. — Нас не хотели выпускать.

— Да? Расскажете как-нибудь — надо бы записать. Вам пришлось очень тяжело в Драконьей Пустоши?

— Да нет, в империи тяжелее было, — улыбнулся Рес. — А чего нам должно было быть тяжело? Дичи и рыбы хватало, погода хорошая.

— Но… ваш народ… вы же горожане? Вы же народ торговцев?

— Не только. Я вырос в семье торговцев, но сам плотник.

— По нашим записям побережники — ловкие, но честные торговцы.

— Да торговцы среди нас даже не в большинстве. Те, что есть, и правда ловкие, а честные — это уже не кого попадешь.

— В большом круге торговцев следят, чтобы дела велись честно, — уточнила Леск. — Но некоторые все равно решаются на обман.

Рес тихонько цыкнул языком — знак Леск, чтобы не слишком откровенничала. А то разболтает, что побережники слишком независимы, даже собственные правила не уважают до конца.

— А вы… тоже не торговка? — спросил Итис.

— Я переписчица.

— Переписчица? И что же вы переписывали?

— Старые свитки, которые совсем обветшали. И делала списки с новых свитков, чтобы хранить одни и те же знания в разных местах. Еще переводила с разных языков.

— Переводила? — оживился Ог. — И сколько языков вы знаете?

Когда Леск закончила перечислять, у Итеса отвисла челюсть. Ог остался невозмутимым, даже пошутил:

— И все?