Прямые пути
Шрифт:
За мыслями и заботами Тарджи отошел далековато. И не видел, как явились и почти сразу исчезли с хлопком гости из родного мира. С чужих слов узнал: вдруг возникли на пустом месте не то десять, не то двадцать человек в латных доспехах. Стояли кружком, пригнувшись, в руках держали самые, что ни есть, шумные самострелы. Не такие, как у горных лучников — не с одной трубкой каждый, а с двумя друг под другом. Как бы два самострела у каждого бойца. Кроме того, трубки были толстые и короткие, имперские дворяне узнали оружие — оно стреляет множеством снарядиков за один выстрел. Дальнобойность невелика, но в ближнем бою очень опасно.
А
Потом, как исчезли гости, суета поднялась, возгласы. Тильх возился с оберегами и заклинаниями, к нему подступил десятник вольников Квир Шатун:
— Ты говорил, что этот переход выводит на восток страны Десяти племен, так?
— Верно. Выводит.
— А переходы — по прямым тропам расположены? А тропы по большим рекам?
— В основном.
— А какая самая большая река на востоке страны Десяти племен, не знаешь? Горькая там! Земля побережников.
— А следующий переход? — быстро спросил Шанай. — Если этот в среднем течении Горькой, то следующий — в верховьях?
— Точно! — обрадовался Квир. — К нам прямо!
— Нет, — угрюмо разочаровал Тильх. — Для переходов важно не где север и юг, а куда течет река, из верховьев ведут в верховья. К вам вел прошлый переход, который я не смог открыть. А следующий… Он ведет в море. Только к побережникам можно… Думаешь… они нас… не пустят?
Квир усмехнулся, покачал головой:
— Может и пустят. Раз в тебя напоследок не стреляли, тогда есть надежда.
— Ты считаешь, они вернутся? — изо всех сил стараясь не выдавать беспокойства, спросил Тарджи.
— Конечно! Один раз сунулись, значит — еще сунутся.
— Да, — задумчиво кивнул Тильх. — Они торгаши, и не откажутся от возможной выгоды.
Насколько Тарджи знал побережников, не очень-то они жадные, чтобы рисковать жизнью ради серебра. С другой стороны, народ они не ленивый, на подъем легки. Знают, что здесь целое войско людей, значит, снова явятся — спасать, если не желают зла, и добивать, если желают. Только когда?
— В родном мире сейчас день или ночь? — спросил Тарджи у Тильха.
Тот почесал в затылке, что-то прикидывая:
— На берегах Горькой сейчас вечер. Еще не поздний.
— То есть, раньше, чем завтра они не появятся, чтобы решать дела выспавшись.
— Им еще нужно собрать ополчение, — вставил имперский дворянин Нурай Цесс.
Тоже верно — разведчики побережников видели здесь большой отряд бойцов, значит, сами войско соберут. Так сподручнее будет торговаться, если дойдет до переговоров.
— Тогда у нас есть пару дней, — прикинул Тарджи. — Успеем собрать всех наших.
— И все же желательно поторопиться, — добавил дворянин. — От побережников можно ждать любой подлости.
Собирать раскиданные вдоль прямой тропы отряды пришлось и без того вымотанному Тильху. Проверенным способом: гнал по прямой тропе к ближайшему отряду, ставил его на тропу, гнал дальше. В месте сбора — возле перехода к Горькой — нарочно разожгли много костров, чтобы прибывающие видели, где сходить с тропы. За ночь конное войско было в сборе. Почти все, шестнадцать человек потерялись еще позавчера, когда проходили толпу сутулых. Может и позже, но как их искать, где? Весь путь вдоль подземной реки проверять? На это месяцы нужны.
Ночью тучи разошлись, показались звезды. Не впервые это случилось, однако небо расчистилось
Серая трава прямо на глазах позеленела, цветы стали желтеть, краснеть, синеть, даже чернеть. Тильх, бледный после бессонной ночи, принялся размахивать руками, кричать: «Я же говорил!» Потом осекся — наверное, вспомнил, что все, кто с ним не соглашался, погибли от белых мух или в крепости. Проворчал:
— Пойду спать.
— Подожди, — остановил его Тарджи, и махнул в сторону солнца: — К чему это?
— Давайте будем считать это хорошим предзнаменованием.
Вокруг перехода Тарджи расставил бойцов с шумными и обычными самострелами. Но не имперских дворян — этих отвел в сторонку, якобы как засадный отряд, а то слишком они подозрительно помалкивали, когда узнали, что в родной мир не пускают побережники. Не испортили бы все, если дело придет к переговорам.
Патрули обнаружили неподалеку следы всадников, их животных и полозьев. Старые, зато во множестве. А потом, поискав еще — человеческие, слабые, зато свежие. Главная находка — кострище, какого всадники никогда не оставили бы, они для костров выкапывают ямы, а потом заливают водой и закапывают. Даже если бы можно было списать на случайность одну кучку углей, в траве возле нее нашлись хлебные крошки, мелкие рыбьи чешуйки, на кусте рядом — льняная нитка. Были здесь люди, из родного мира приходили. И скоро снова явятся.
Тарджи собрал что-то вроде военного совета. Позвал Нунга Муху, который стал за главного среди вольников, Ораса, как самого уважаемого среди степняков, Гралея, как законного сотника алмазников, Шаная Диса из рода белого золота, как представителя имперцев. Обсуждали, что ждать от побережников, сколько их явится, с каким оружием. Шанай сразу объявил, что от подлого народа можно ждать только подлости, зато совершенно любой и больше ничего не говорил. Хотя все остальные с ним не согласились. По крайней мере, попытались прикинуть: если побережники соберут ополчение из ближайших селений, то пару дней потребуется, если призовут наемников и союзников, то уже недели. С оружием предполагать сложнее: вряд ли только и есть по ту сторону перехода, что двухтрубочные шумные самострелы. Вероятно, найдутся и орудия, может быть, нечто вроде передвижных крепостей. Стальные черепахи вряд ли, но не исключено. А еще колдовство могло быть, и защитят ли от него обереги? Шанай только поджимал губы, как будто говорил: что бы ни удумали побережники, это будет неожиданностью.
И оказался прав. Незадолго до полудня прибегает караульный и громко шепчет:
— Пришли!
Переход был рядом, за холмом. Тильх выглянул, увидел, кто пришел: двое немолодых побережников, одна побережница, тоже в возрасте. Четвертый — служитель храма всех богов, по круглому лицу и темным волосам — из восточных горцев. Тарджи сразу понял, что этот служитель — колдун, открывший переход, простого побережника могли и в плен взять, и в заложники, а с храмом всех богов ссориться ни у кого нет желания. Гости были вооружены: служитель зеленой веточкой с привязанной к ней белой лентой — знак миролюбия, а побережники плетеными коробами, в каких носят снедь, и объемистыми бутылями.