Пряная штучка
Шрифт:
— Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! — без предупреждений, пока в рядах противников случилась сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. — Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!!
Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…
Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда
Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен — страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле, нападавших, и придется писать ещё один протокол.
Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?
У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, точно бы рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.
Третий обошелся малой кровью — шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.
— А теперь рассказывайте, что произошло? — в десятый раз потребовал нервный страж.
Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку покупатели не вспомнят дорогу — кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что они твердой земли не увидят до пенсии по выслуге лет.
— Произошло недопонимание, господин страж, — осторожно начала я и указала на матросов: — Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в двери ворвались налетчики…
— В лавку пряностей? — скептически сощурился страж.
— В лавку пряностей, — серьезно кивнула я. — Не знаю, может, с Монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцами, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.
— А на улице вы, почему дрались?
— Так не разобрались в темноте, кто там кто, — пожала я плечами. — Фонарь-то не горел.
— Все так и было,
— Вы издеваетесь? — процедил блюститель порядка.
— Как можно? — испугалась я, вдруг осознав, что мне придется ночевать в участке в тесной камере.
— Мы просто баб хотели, — вдруг шмыгнул носом молоденький, мы вчетвером (считая коня) уставились на болтливого юнца страшными глазами, мол, закрой рот, сопливый, но того под пристальным взглядом стража понесло: — так вот мы баб хотели, а у нее только перцы оказались…
Матросов забрали утром, когда за окном стражьего участка забрезжил жиденький рассвет. В Питерборо знакомых, кроме плотника и соседа-лавочника, я завести не успела, так что взять меня на поруки было некому. Решив, что подожду прихода капитана, а там уж устрою показательную истерику со слезами и обмороком (в столице не срабатывало, но в Питерборо стражи пока непуганые), я прилегла на узкую лавку и немедленно вырубилась от усталости.
— Доброе утро, — раздалось совсем рядом.
Моментально просыпаясь, я обнаружила стоявшего возле клетки Этана.
— Пришел подать заявление, что исчезла хозяйка перечной лавки, а она отсыпается в камере, — ухмыльнулся он. — Удобно?
— Подтверди кто я! — немедленно бросилась к нему, но тут же ощутила, что правая нога затекла, и чуть не влетела лбом в толстые прутья.
— И что мне за это будет?
— Тебе не стыдно устраивать торги, когда я в бедственном положении?! — возмутилась я.
— Нет.
— Я дам тебе денег!
Этан состроил скучающий вид и сунул руки в карманы.
— Ладно, — не стала теряться я. — тебе еще нужна комната для постоя?
В глазах плотника мелькнул интерес.
— Живи, сколько надо! Спальня за тобой.
— Ты говорила, что твою лавку примут за бордель, если ты пустишь к себе двух половозрелых мужчин, — вдруг принялся на мою неслыханную щедрость упираться Этан.
— Вообще-то, я сказала одного половозрелого мужчину и одного Ирвина. Но раз мою лавку уже приняли за бордель, так почему бы не поселить ночного вышибалу?
— В предложение входит трехразовое питание?
— Лицо напополам не треснет, и пузо не отрастет? — возмутилась я.
— Готовить может Ирвин.
— То есть подмастерье все-таки будет?
— Он мало ест и почти не занимает места.
Светлый Боже, где он учился торговаться? Даже ответить нечем!
— Хорошо, Ирвин сойдет за бронзового коня, но кровать у меня одна. Вы заранее о спальных местах договоритесь, что бы потом по ночам не скандалить, — смирилась я с тем, что снова буду жить с соседями.
В столице цены на жилье были ломовые, и мне приходилось снимать крошечную квартиру вместе с подружкой Стаффи. Когда я уехала в Питерборо она занималась покупкой свадебного платья и, видимо, даже не обратила внимания на исчезновение соседки. Ни разу не написала. Впрочем, я сама оказалась так занята, что отправила единственную карточку с гравюрой городка, когда добралась до места.
— Въедете на следующей неделе.
— Завтра утром, — потребовал вконец обнаглевший плотник. — Снимать комнату в доходном доме очень дорого. Договорились?