Пряная штучка

Ефиминюк Марина Владимировна

Комната была погружена в темноту, но ради конспирации зажигать свечу я не стала и передвигалась на цыпочках, тихонечко, как мышка. Открыла дверцы шкафа. Одежда плотника была развешена на деревянных плечиках, аккуратными стопками на полке лежало исподнее. Подозреваю, что в роли педантичного камердинера выступал Ирвин. Чтобы отличить, в какой полке хранились вещи самого подмастерья, а в какой его наставника, пришлось достать штаны, расправить и прикинуть размер. Одежда явно принадлежала Этану.

— Ну, здравствуйте, кальсоны господина Гровера, — плотоядно улыбнулась

я штанам, а потом разложила их на кровати и с помощью магии поставила смачный алый отпечаток женской пятерни на гульфике. Вернула вещь в шкаф, достала из кармана маленькие маникюрные ножницы и в тишине мстительно щелкнула тонкими, короткими лезвиями.

— Зуб за зуб! Штаны за платье! Я же говорила, что ты попал, Этан…

На следующее утро, едва лавка открылась для покупателей, как на пороге появился знакомый страж, которому я оставляла жалобы на то, что в «Пряной штучке» стащили собственность. Когда визитер хмуро кивнул в знак приветствия и, решительно печатая шаг, направился к прилавку, в голову пришла неприятная мысль, а не выловил ли славный блюститель порядка мальчишку-вора?

— Вы пришли по поводу вывески? — деловито поинтересовалась я.

— Ага, госпожа Колфилд, значит, вы в курсе, что в кулинарной школе своровали вывеску?

— У Амелии? — встрепенулась я, надеясь, что страж не заметил, как мне было сложно сдержать довольную улыбку.

Спасибо тебе, Светлый Божечка! Есть все-таки справедливость в этом мире! Я бы себя и святым знамением в твою честь осенила, но серьезный человек смотрит.

— И она заявила, что грабитель вы, госпожа Колфилд!

— Простите? — Я почувствовала, как меняюсь в лице. Тут тренькнул колокольчик, и порыв холодного ветра внес в лавку мадам Понфле, миниатюрную старушку в шляпке на седых кудряшках.

— Пройдите на кухню, — указала я стражу рукой и пока обслуживала словоохотливую клиентку, со второго этажа спустилась сонная Стаффи. Мимоходом кивнула покупательнице и глухая к внешним раздражителям вошла в кухню. Может, во всем была виновата погода, но соседи сегодня проспали и завтрак, и открытие лавки.

Вдруг подруга с круглыми глазами вылетела из кухни, подскочила ко мне и горячо зашептала в ухо:

— Мне кажется, или в нашей кухне сидит страж?

— Тебе не кажется.

— Надо напоить его чаем?

— Обойдется, — злобно передернула я плечами. — Он даже вывески нам не нашел, а все туда же — невиновных людей третировать!

После ухода умиравшей от любопытства мадам Понфле, я велела подруге повесить табличку, что лавка закрыта до обеда и вернулась. Поджидая подозреваемую, то есть меня, блюститель порядка с интересом разглядывал сушившиеся на полотенце стручки жгучего перца.

— Прежде чем вы продолжите меня огульно обвинять, — высказалась я без предисловий, — объясните исходя из каких соображений, госпожа Осле взялась оговаривать честную королевскую подданную, которая отдает в казну города налоги и не приплачивает фонарщикам, чтобы ее лавка светилась, как новогоднее дерево?

Страж опешил от напора и промямлил:

— Ну… всем известно, что между вами некоторые недопонимания…

— Не

знаю, какие недопонимания со мной у Амелии Осле, но лично мне абсолютно без разницы, чем занимается она.

— Но приглашение в вашу лавку висело на заборе кулинарной школы.

— Покажите мне правило, где запрещается вешать объявления на заборах кулинарных школ! — использовала я самую простенькую репортерскую уловку.

Столичные блюстители порядка собаку съели на спорах с газетчиками и откуда-нибудь обязательно выкапывали запрещающий указ от местных властей, а вот провинциальный растерялся, не понимая, как ответить.

— А знаете, что? — сама не поняла, как разъярилась я.

— Что? — испугался он.

— Я подам в суд на мадам Осел за клевету! А на вас лично напишу жалобу!

— На меня-то за что?

— Не помню, чтобы вы торопились искать сворованные в нашей лавке вывески, а когда дело коснулось хозяйки кулинарной школы, пришли лично невиновных людей обвинять! И вообще, — разошлась я, — мне скрывать нечего! Обыщите дом!

Я ткнула пальцем по направлению к кухонной двери, в проеме которой маячила побледневшая в цвет белого воротничка Стаффи и делала мне страшные глаза. Понять бы, какого дьявола она пыталась намекнуть.

— То есть, — откашлялся страж, — вы не будете против, если я посмотрю по комнатам…

— Более того, я настаиваю! Действуйте! Начнете с чердака, погреба или садового домика?

Со стороны Стаффи раздался сдавленный писк. Пока страж стоял спиной, она со скорченной гримасой яростно жестикулировала руками, точно умоляя меня остановить обыск, и в памяти вдруг всплыло размытое воспоминание, совершенно неотличимое ото сна. Будто среди ночи подружка откуда-то вернулась, пахнущая осенними листьями и холодом, забралась на кровать, прижалась к моей спине и пробормотала нечто: «Не благодари меня».

Проклятые жгучие перцы! Мы, в лице Стаффи и Ирвина, действительно «свинтили» вывеску из кулинарной школы! Более того, похоже, предмет возмутительного грабежа был спрятан где-то в лавке!

«Вы с ума сошли, сволочи?» — яростно покрутила я пальцем у виска.

«Воровали в помутнении рассудка, добрая хозяйка! Очнулись, а уже прячем!» — развела руками Стаффи.

«Вы же взрослые люди! Чем думали?! Почему просто не выкинули?» — постучала я кулаком себе по лбу. Если по отдельности подружка с Ирвином еще проявляли здравомыслие (особенно Ирвин), то вместе — демонстрировали стадную глупость.

Тут страж обернулся, и мне пришлось остановить безмолвный скандал и по-идиотски улыбнуться.

— Начнем отсюда, — неуверенно указал блюститель порядка на чулан, где хранилась перечная настойка для трактира, а внутри царили запахи, способные свести с ума. Надеюсь, что наш дознаватель пагубной привычкой не страдал и слюной не захлебнется.

— Прошу, — скрепя сердце, пригласила я.

Казалось бы, свершиться правосудию ничто не помешает, как сверху раздался нечеловеческий вопль: