Пряные ночи
Шрифт:
Потом Ситт Будур подумала и сказала про себя: «Если я выйду к людям и сообщу им об исчезновении моего мужа, они позарятся на меня. Здесь непременно нужна хитрость». Она поднялась и надела одежду своего мужа, Камар-аз-Замана, его тюрбан и сапоги, и накрыла лицо покрывалом. В свои носилки она посадила невольницу и, выйдя из шатра, кликнула слуг. Те подвели ей коня, а она села верхом и повелела погрузить тяжести. Когда они были погружены, царевна приказала трогаться, и караван двинулся дальше. Так Будур скрыла исчезновение своего мужа, и слуги даже не усомнились в том, что перед ними Камар-аз-Заман, ибо царевна походила на него и лицом, и станом.
Будур со своими людьми ехала без остановок в течение многих дней и ночей, пока караван не приблизился к городу, выходившему к соленому морю. Тогда царевна остановилась в окрестностях города и велела разбить в этом месте палатки для отдыха. Затем она расспросила людей об этом городе, и ей сказали: «Это Эбеновый город, владеет им царь Арманус, и у него есть дочь по имени Хаят-ан-Нуфус».
В это время правитель Арманус послал от себя гонца, дабы выяснить, что за царь остановился за стенами его города. И, прибыв к путникам, посланец спросил, кому принадлежит караван, а ему отвечали:
Гонец вернулся к царю Арманусу и рассказал ему все, что узнал. Выслушав посланца, правитель вышел с избранными своего царства навстречу прибывшему гостю. Когда он подъехал к шатрам, Ситт Будур спешилась, и царь Арманус тоже спешился, и они приветствовали друг друга. Правитель ввел царевну в свой город, поднялся с нею во дворец, приказал разложить скатерти и расставить столы с кушаньями и яствами и велел перевести воинов Ситт Будур в дом для гостей, где они и провели три дня.
На четвертый день царь вошел к Ситт Будур (а она в этот день сходила в баню и открыла лицо, подобное луне в полнолуние, так что все, кто видел ее, впали из-за нее в соблазн) и подошел к ней (а она была одета в шелковую одежду, вышитую золотом, унизанную драгоценными камнями) и сказал: «О дитя мое, знай, что я стал совсем дряхлым старцем, а мне в жизни не досталось другого ребенка, кроме дочери, которая походит на тебя прелестью и красотой. Я уже не в силах управлять царством, и оно теперь принадлежит тебе. И если эта моя земля тебе нравится, оставайся здесь жить. Я женю тебя на моей дочери и отдам тебе мое царство, а сам отдохну».
Ситт Будур опустила голову, и лоб ее вспотел от стыда. Она подумала: «Как мне теперь поступить, ведь я женщина? Если я не соглашусь и уеду от него, это может быть небезопасно. Он пошлет за мною войско, чтобы убить меня. А если я соглашусь, то буду опозорена. К тому же я потеряла моего любимого Камар-аз-Замана, и теперь я не знаю, что с ним. Одно мне спасение — промолчать и согласиться. Я останусь у него до тех пор, пока Аллах не разрешит как-нибудь эту ситуацию».
После этого Ситт Будур подняла голову и выразила царю Арманусу покорность и повиновение. Правитель обрадовался и велел глашатаю разнести по Эбеновым островам весть о предстоящем торжестве. Царь собрал придворных, наместников, эмиров, визирей, вельмож своего царства и судей города, отказался от власти и провозгласил султаном Ситт Будур. Он одел ее в царское платье, и все эмиры вошли к ней, не сомневаясь, что она — мужчина, однако каждый, кто смотрел на нее, замочил себе шальвары из-за ее великой красоты и прелести.
Когда Ситт Будур стала султаном и села на свой престол, царь Арманус принялся обряжать свою дочь Хаят-ан-Нуфус. А через несколько дней Ситт Будур ввели к царевне, и были они обе точно две луны, взошедшие в одно время, или два встретившиеся солнца. В их покоях зажгли свечи и постлали постель, опустили занавески и заперли двери.
Тогда госпожа Будур села с госпожой Хаят-ан-Нуфус и вспомнила своего возлюбленного, Камар-аз-Замана, и усилилась печаль ее. И заплакала она, страдая от разлуки с ним, и произнесла такие стихи:
«О вы, кто отсутствует, тревожна душа моя! Ушли вы, и в теле нет сил, чтоб вздохнуть. Ведь прежде зрачки мои томились бессонницей, Теперь же они в слезах — уж лучше бессонница! Когда вы уехали, остался влюбленный в вас, Спросите же вы о нем. В разлуке что вынес он? Когда б не глаза мои (их слезы лились струей), Равнины земли зажег бы мой пыл, наверное. Аллаху я жалуюсь на милых, утратив их, И страсть и волненье в них не вызвали жалости. Пред ними мой грех один — лишь то, что люблю я их: В любви есть счастливые, но есть и несчастные».Окончив говорить, Ситт Будур села рядом с госпожой Хаят-ан-Нусуф и поцеловала ее в уста, а затем она поднялась, совершила омовение и до тех пор молилась, пока Хаят-ан-Нуфус не заснула. Тогда Ситт Будур легла в ее постель, повернулась к девушке спиной и пролежала так до утра. Когда же настал день, царь и его жена вошли к своей дочери и спросили, каково ей, и она рассказала им о том, что видела и какие слышала стихи.
Вот что было с Хаят-ан-Нуфус и ее родителями. Что же касается царицы Будур, то она в это время сидела на престоле своего царства. И поднялись к ней эмиры, все предводители и вельможи, поздравили ее с воцарением, поцеловали землю у ног ее и пожелали ей счастья. А Ситт Будур улыбнулась, проявила приветливость и оказала эмирам и вельможам царства уважение, наделив их новыми поместьями и свитой. Поэтому все сразу полюбили ее и пожелали для нее вечной власти, ведь они думали, что она мужчина.
И начала Будур приказывать, создавать законы и творить суд. Она выпустила всех, кто был в тюрьмах, и отменила пошлины, и засиделась за государственными делами до глубокой ночи. Когда она вошла в свои покои, то увидела Хаят-ан-Нуфус, сидящей на ложе. Опустившись на постель рядом с нею, Будур потрепала ее по спине, приласкала и поцеловала в лоб, а затем произнесла такие стихи:
«Слезы мои всё ль объяснили то, что таил я, — Изнурением обессилена моя плоть в любви. Я27
Ман ибн Заида — арабский государственный деятель и полководец, умерший во второй половине VIII века. В арабской литературе сохранилось много преданий о безграничной щедрости Мана.
28
Муавия ибн абу-Суфьян — первый халиф из династии Омейядов (661–680).
Затем царица Будур поднялась на ноги и, вытерев слезы, совершила омовение и стала молиться. Она молилась до тех пор, пока Хаят-ан-Нуфус не заснула. И тогда Ситт Будур подошла к постели, легла рядом с девушкой и пролежала так до утра. А потом она поднялась, совершила утреннюю молитву и, сев на престол своего царства, стала приказывать, создавать законы и творить справедливый суд.
Вот что было с нею. Что же касается до царя Армануса, то он вошел к своей дочери и спросил ее, каково ей, и она рассказала ему обо всем, что с ней случилось, и повторила те стихи, которые читала ей Будур. «О батюшка, — сказала царевна Хаят-ан-Нуфус, — я не видела никого умнее и стыдливее моего мужа, но только он все время плачет и вздыхает». — «О дочь моя, — отвечал ей царь, — будь с ним терпелива, Мы дадим ему еще одну, третью ночь, и, если он не познает тебя и не уничтожит твою девственность, я сниму с него власть и изгоню из нашей страны».
И вот наступила ночь, и царица Будур перешла с престола царства во дворец и вошла в свои покои. И увидела она, что свечи зажжены и что госпожа Хаят-ан-Нуфус сидит и дожидается ее на супружеском ложе. Вспомнился царевне муж ее и заплакала она, испуская непрерывные вздохи, а затем произнесла такие стихи:
«Я клянусь, что весть о беде моей наполняет мир, Точно солнца луч, восходящего ночью мрачною. Его знак вещает, но трудно нам понять его, Потому не может не расти тоска моя. Ненавижу я прелесть стойкости, полюбив его. Но видал ли ты среди любящих ненавистников? Взгляды томные поражают нас острием своим (А сильнее всех поражают нас взгляды томные). Распустил он кудри, снял покров, и увидел я Красоту его всю — и черною, и белою. И болезнь моя, и лечение — все в руках его, Ведь недуг любви только тот излечит, кто хворь нагнал. Поясок его полюбил за нежность бока его, И из зависти бедра грузные отказались встать. Его локоны на блестящем лбу уподобим мы Ночи сумрачной, что задержана засиявшим днем».