Прыжок леопарда 2
Шрифт:
– Нет у меня ничего, мамой клянусь, нет, - вещал какой-нибудь хитрован, - через полгода все до копейки отдам!
– Ты же в декабре обещал.
– Не смог в декабре, слушай.
– Почему не пришел, не сказал?
– Хотел, понимаешь, не смог: по срочным делам уезжал.
Такой вот бессребреник: квартиру жена забрала. машину - друг одолжил, да куда-то на ней уехал. Товар - тот вообще не его. А в кармане билет на Штаты и липовый паспорт. Наивный, не знает куда он попал, нужно будет - найдем и в Австралии.
– Сегодня отдашь, - поджимает Гога Сухумский, - с процентами это будет ровно три штуки зеленых.
–
– Ладно, войду, - ухмыляется Гога, - найду тебе человека. Он деньги сюда принесет, ему должен будешь. Сейчас позвоню...
– Мамой клянусь!
– ликуя, лопочет должник. Думает, обошлось, по кривой объехал.
– Алло, Генрих? Привет, дорогой... да нет, не забыл. То, что ты искал, уже у меня: сидит за столом, улыбается...
"Клиент" действительно в эйфории. Он не в силах сдержать эмоции.
– Ну да, он продаст тебе свою почку. Дешево отдает, за каких-то три тысячи долларов. Так что давай, высылай бригаду с контейнером и хирурга.
– Ка... какую еще почку?
– лопочет должник, потея от ужаса.
И все! Если человек не дурак, он деньги найдет. А если дурак, и на этот случай имеются варианты. Не подходит объект под конкретный заказ, здоровьем не вышел или еще какая причина: ну, пол, скажем, не тот, или возраст, или этот, как его?
– резус-фактор? Такое бывает. Покупатель на этом рынке всегда привередливый. То не беда, ни одна блоха не плоха, найдется и ему применение. Наемники нынче в цене - вон, сколько кругом межнациональных конфликтов. Контракт на три года - и вперед, на Карабах. С молодыми красивыми бабами тоже все ясно: пусть передком долг отрабатывают. А тот, кто не в силах держать оружие - пусть баранов пасет, в кишлаках и горных аулах не хватает рабочих рук.
С приходом в Республику генерала Дудаева для Гоги Сухумского там открылись гигантские перспективы. Нужен был свой человек в Грозном, позарез нужен. Иначе никак: не разорваться же на две половины. Держит его Москва, держит, не отпускает: кто такой Гога Сухумский знают теперь даже в Кремле. Черная слава бежит далеко впереди. Раньше работал он сам - теперь работает это имя. Никто не желает быть его должником, зато приглашают наперебой гарантом при заключении сделок. Прямо рвут нарасхват! Теперь с каждой неразборчивой подписи он имеет хороший процент. Работа не пыльная, но очень доходная. Одно неудобство: нужно быть всегда наготове, в любой момент появиться там, где слово его весомей казенной печати. Нет, свой человек в Чечне обязательно нужен. Без хозяйского глаза новое дело зачахнет.
Судьба Чиги малого была решена. Зимой 92-го он оказался за перевалом. Как подобает правоверному мусульманину, начал с визитов к многочисленным родственникам: новые встречи, новые люди.
О том, что творится в Республике, ходили разные слухи. Чига ожидал всякого, но то, с чем пришлось столкнуться в первый же день, потрясло даже его, бывалого уголовника.
На центральной площади Грозного Ичигаев услышал визг тормозов, обернулся.
Под колесами "Жигулей", неловко раскинув руки, лежала русская женщина. Тело еще билось в конвульсиях, вокруг головы стремительно растекалась лужа дымящейся крови. Особенно запомнились яблоки. Спелые красные яблоки просыпались на дорогу из белой матерчатой сумки, очень похожей на наволочку. Потом нервно
Никто не свистел. В городе не было ни ментов, ни гаишников - все разбежались. Тех, кто сам не ушел, настигла примерно такая же участь. Более того, никто из свидетелей этой сцены даже не пробовал возмутиться: народы Кавказских республик уже разделились на своих и чужих.
Задолго до парада суверенитетов, ящик Пандоры вдруг прохудился: из него поперли наружу обиды и разногласия, копившиеся веками. "Свободная пресса" старательно ворошила засохшее было, дерьмо, поднимала на вилы и щедрою дланью швыряла в народ. Начало процессу было положено. Последовала череда пограничных конфликтов: Карабах, Приднестровье, Абхазия...
Второй съезд ингушей, состоявшийся в Грозном, тоже поднял вопрос о возврате отторгнутых территорий. Речь шла о Пригородном районе, входящем в состав соседней Алании. Масла в огонь подлил гражданин Ельцин, представлявший Верховный Совет России. Выступая на митингах в Ингушетии и Чечне в марте 1991 года, он обещал во всем разобраться и "помочь восстановить справедливость".
"Закон о реабилитации репрессированных народов", был принят уже через месяц. В нем прямо упоминались спорные территории, что привело к новым волнениям. Их было еще много: законов, решений, постановлений. Не было одного - конкретных шагов по их реализации. Ингушетия осталась одна, без руководства и без четких границ.
Почему река жизни так часто меняет русло, обнажая истоки локальных конфликтов? Не уж-то война действительно спишет все: имена подлецов, героев и тех, кто обрек их на подлость и героизм?
Все начиналось со слова. Вернее, с войны слов. Потом прогремел первый выстрел - у кого-то не нашлось других аргументов. Потом пролилась первая кровь. Потом вступил в действие механизм кровной мести. А там где стреляют, есть много хороших способов убрать неугодного. Для горца война - это способ существования. Зачем работать, если можно убить и взять?
Вооруженные стычки в Пригородном районе переросли в настоящую бойню с применением бронетехники. Менее чем за неделю погибло шестьсот человек. Более тысячи - ранено, или пропали без вести. В селах Чермен, Октябрьское, Джейрах разрушено около трех тысяч домов. Под сурдинку у частников угнано до полутора тысяч единиц автотранспорта.
Через границу в оба конца потянулись потоки беженцев: сто тысяч ни в чем не повинных граждан. В их сердцах уже поселилась ненависть. Кто хотел - брали с собой оружие. Его было много, хватало на всех.
Вайнахский народ не прощает обид. Кто виноват?
– свиноеды. Развели там в Москве бардак, да такой, что аукнулось всей стране. Как их еще называть?
– тех, с чьей молчаливой подачи, их земля во власти наживы? Ату их! Мститель, имеющий красный советский паспорт, мог легально смотаться в Россию, почудить там, покуролесить, а когда потянет паленым, вернуться в родной кишлак под защиту закона гор. Такой вот, "отхожий промысел".
Заур всей душой полюбил родные адаты. В их свете его непутевая жизнь обретала сакральный смысл. Это там, за крутым перевалом, он считался обычным преступником. Здесь, на своей земле, он чувствовал себя Шамилем.