Прыжок леопарда 2
Шрифт:
Нурпаши успел ухватить кого-то за шиворот:
– Ты куда, Аманат? Кто из нас отвечает за пленных? То-то же! Никакой дисциплины! Учить вас еще и учить...
На рукоятке ножа мои пальцы нащупали стреляющее устройство. Пружина пошла на взвод. Легкой вам смерти, хлопцы!
– Мочи!
– одно за другим, зажужжали два лезвия. Никита не оплошал и тоже нажал на курок.
Нурпаши во весь рост грохнулся на спину. Аманат вздрогнул и медленно упал на колени. Его голубые глаза уже обнимали небо. "Зачем ты меня убил?
– с укоризной спросили они, - если б не волчье время, я
В окопе под самолетом работал Никита: одиночный, короткая очередь, одиночный... Он стрелял очень расчетливо - экономил время и пули. Его "подопечные" тоже ушли без молитвы. У всех была легкая, мгновенная смерть, не то, что у Аманата.
Я вытащил оба лезвия - авось, пригодятся. Одно сидело под сердцем, другое - в ложбине под горлом. Из открывшихся ран хлестанули потоки крови.
– Бедный пацан!
– прошептал бортмеханик, теряя сознание, - зачем ты его ботинком, Петрович?
Радист собирался что-то ответить, но не смог подобрать слова.
– Пойди, собери оружие, - сказал я ему и перерезал веревки.
– Да подели на всех. А то вы до вечера будете здесь прозябать... в заложниках.
Спецназовцу было некогда: он добывал пропитание - обыскивал бесхозные чемоданы. Те, что уже подвергались проверке, аккуратно складывал в кучу. Жратвы было много. Мурманск славен своей рыбой, как Москва чужой колбасой. Каждый, бывающий в Заполярье, посещает фирменный магазин "Океан". В чемоданах нашлась даже выпивка, но Никита упорно разыскивал сало...
В общем, ничто не предвещало беды. Я принялся резать веревки на остальных пленниках и взрыв под ногами не смог просчитать - просто не было для того никаких предпосылок.
Вспышка... тупой удар по ногам - и все! Запах земли, пропитанной кровью, и мгновенный рывок на свидание с вечностью.
Сумасшедшая боль сковала мой разум. Я пробовал ее усмирить, выйти на Путь Прави, но не было сверкающего луча, соединяющего меня с небом, не было ничего, кроме всепоглощающей боли в каждом нерве, в каждой клеточке тела. Изредка, мягкими волнами меня накрывало беспамятство. На какое-то время я исчезал, но опять приходила боль. Я чувствовал, понимал, что это еще не смерть, но, честное слово хотел, чтобы она скорее пришла.
А потом был свет. Без всяких тоннелей - свет, окраина большого южного города и опавшие листья во дворе под высоким навесом. И еще я увидел Наташку. Ее извлекли из багажника "Жигулей" и небрежно опустили на землю. Сестренка была в чем мать родила: стояла, прикрывшись ладошками и молчала.
– Георгий Саитович тебе передал, - пояснил один из курьеров, обращаясь к хозяину дома и достал из кармана горсть золотых побрякушек, - это все было на ней.
Этого курьера звали Рахматулло, хозяина дома - Заур Ичигаев. Еще я запомнил номер машины и название улицы.
Боль не ушла. Она по-прежнему мешала сосредоточиться. Я попробовал втиснуть свой разум в чье-нибудь тело, но снова не смог.
Рыча от бессилия я смотрел, как Заур машинально
До этого с женским телом Заур был знаком наощупь. Затащив зазнобу на шконку, он, первым делом, выключал свет. И всегда почему-то стыдился своей наготы. Теперь как прозревший слепой он испытывал новое чувство. Нечто сродни восхищению. Сестренка ему понравилась. Настолько понравилась, что он ощутил легкий укол ревности.
– Так и везли?
– спросил Ичигаев со скрипом в голосе.
– На троих, небось, разбавляли?
– Ее-то?!
– сплюнул Рахматулло.
– Секельды багда гюлли! Да в голодный год за мешок сухарей даже срать рядом не сяду! Ты бы видел, нохче, какая она была! Как вспомню - блевать тянет. Не баба - голимый кусок дерьма! Это мы ее в автосервисе водичкой из шланга обмыли. В божий вид, так сказать, привели.
Курьер говорил по-русски. Наташка, естественно, все поняла, но даже не покраснела. Похоже, ей было по барабану: где она и что с ней собираются делать.
– Потом расскажешь, - Заур осторожным жестом прервал собеседника и крикнул, обращаясь к охране, - эй, вы, позовите женщин!
За домом следили. Не успели хозяин и гость взойти на крыльцо, за воротами просигналили громко и требовательно. Это был импортный "Джип" армейского образца. Человек с дипломатом принес деньги и сестричку мою увели. Для прикрытия срама, ей дали ватное одеяло...
Боль нарастала. Я чувствовал, что сейчас потеряю сознание и надолго покину эту реальность.
– Она ничего не рассказывала: где живет, кто родители...
Картинка смазалась. Слова зазвучали тише. Ну, что ж, и на том спасибо!
– Надо жить, - сказал я себе, возвращаясь в разбитое тело, и несколько раз повторил про себя номер на бампере черного джипа, - "И 27-93 ЧИ".
Глава 28
Ни ворот, ни ограды на этом объекте не было. Границы владений Хэмингуэя означили два вкопанных в землю деревянных столба. Они читались как иероглиф, как послание доброй души: "Ты хотел бы заехать в гости?
– тогда поезжай по этой дороге, она удобней всего".
Диего Рамирос и группа его компанейрос выдвинулись сюда еще до зари и теперь сочетали "приятное с полезным" - работу во втором эшелоне с "практическими занятиями", знакомыми каждому, кто служил (здесь спецназ от стройбата отличается только степенью риска). Время от времени Диего давал подчиненным вводные, приближая условия к боевым: "Противник справа!"; "Атака со стороны моря!"; "Снайпер работает с верхней площадки!"
Голос у Рамироса зычный, солидный. Лопаты и метлы мгновенно летят в стороны и его разномастные "черти" в мгновение ока становятся элитным подразделением. Рыть окопы, понятное дело, им никто разрешить не мог, стрелять боевыми тоже. Но все остальное было по-настоящему: срывались атаки врага на всех направлениях, блокировались пути отхода, а снайпер, оставшись без цели, шмалял в белый свет или мертвую зону.