Прыжок "Лисицы"

Greko

— Уф! Вот как от сердца отхлынула беда! — унтер вытер мокрое от дождя лицо. — Все в порядке, ребята! На базу идем!

Матросы заметно расслабились. «Be happy» не стали, но взгляды явно потеплели.

— Как же мы в порт зайдем, уважаемый? — спросил меня опытный моряк.

— А в чем проблема? Зайдем — и вся недолга!

— Странные вещи говоришь! Как же можно? Корабль под чужим флагом — да на военный рейд!

Правильный вопрос задал унтер-офицер. Могли нас и ядрами встретить с батарей. Мне же де Витт еще говорил: дан приказ топить чужие корабли, пытающиеся проникнуть в порт Севастополя. Прикидывали вместе с Чайлдсом

и так, и этак. Ничего не придумали. Шкипер, хоть и англичанин, положился на русский авось.

И не прогадал! Наше появление в порту застало всех врасплох. Батареи молчали, как и береговые службы. Никто к нам не приближался, чтобы выяснить, какого лешего мы вперлись в охраняемую гавань. Видимо, на берегу шло согласование между высоким начальством, как реагировать на нарушителя. «Виксен» же болтался на рейде, как приблудный бульдог в галстуке из Юнион Джека.

Не прошло и трех часов, как к нам приблизился весельный баркас. Офицер в форме ластового экипажа[2] прокричал нам в рупор вопросы. Мол, какого хрена? Чайлдс ответил: «с такого». Унтер подтвердил, что хрен вышел с позволения морского начальства.

— Ждите! — вот и весь ответ.

Через два часа подошел новый катер. С него закричали:

— Таможенно-карантинная служба! Экипажу спустить трап и построиться у дальнего борта!

Вскоре на палубу поднялась группа солдат во главе с офицером. Лица у всех, как и в одесском карантине, были замотаны тряпками. Но я узнал старшего группы. Это был мой старый знакомый, штабс-капитан Проскурин!

[1] К нашему великому сожалению, все так и было. Начиная с первого дня погони за «Виксеном» и до прибытия в порт Севастополя капитан-лейтенант Вульф демонстрировал вопиющий непрофессионализм в управлении вверенным ему кораблем.

[2] Ластовые экипажи — моряки, списанные на берег, но продолжавшие нести службу. В отличие от практического флота носили форму сухопутных войск.

Глава 6

Сижу за решеткой в темнице сырой

После визита таможенно-карантинного наряда шхуну гребным баркасом отбуксировали назад, с главного рейда в Карантинную бухту. Она напоминала змею, извивающуюся на плоской, лишенной растительности, каменистой земле, припорошенной снегом. Здания карантинной службы, включавшие пристань и пакгауз, имели неприглядный вид, являя разительный контраст с одесским Карантинным городком. Столь же унылыми выглядели окрестности. Здесь «Лисице» было предназначено простоять все время, пока будет идти следствие. Любое сообщение с берегом, кроме почтового, возбранялось.

Изоляция «Виксена» была вызвана несколькими причинами.

Севастопольский карантин вообще отличали строгие порядки. В городе еще не забыли события 1830-го года, когда из-за искусственно навязанного карантинного оцепления и ограничений вспыхнуло народное восстание. Убийство губернатора, введение в бунтующие слободки войск, следствие и суд, казнь зачинщиков — Севастополь тогда прилично потрясло. Повторения подобного никому не хотелось. Экипажу было приказано оставаться на борту вместе с русской охраной. Через 12 дней на шхуне стали подходить к концу запасы продуктов. Белл, не успев прибыть с «Аяксом», принялся бомбардировать берег паническими и обвинительными письмами на имя Лазарева. Он обвинял флотское начальство в желании заморить британцев голодом.

Сетовал на отсутствие консула и английских купцов, через которых можно было бы передать письма на родину, «дабы привлечь внимание европейской общественности к деспотическому произволу».

Когда две недели карантина истекли, стало понято, что Белла, Чайлдса и его команду удерживают в Карантинной бухте не только из-за опасений занести в город заразу. Флотские просто никак не могли решить, что им делать с задержанными. Лазарев со своим штабом сидел в Николаеве и на все запросы портового начальства отвечал: «ждите!». Он списывался с Петербургом, с высокими чинами в Адмиралтействе в надежде получить инструкции. Ему отвечали так же, как адмирал отбрехивался от севастопольцев. Без императора никак невозможно было решить дело. Прыжок «Лисицы» натолкнулся на торжество бюрократического идиотизма николаевской России.

Обо всех этих чернильных баталиях мне поведал Проскурин. Он сопровождал меня на гауптическую вахту, где мне предстояло пребывать все время судебного следствия.

Официально я числился арестованным как турецкий эмиссар, вступивший в предосудительные сношения с кавказскими мятежниками. Именно на этом основании штабс-капитан забрал меня со шхуны в день прибытия «Виксена» в Севастополь. Его специально вызвал в Крым де Витт, узнавший о моем пребывании на «Лисице». На пароходе добраться до Севастополя вышло в три раза быстрее, чем нам под парусами. Я был рад его видеть.

Положенные две недели карантина отсидел в лазарете, пугая штаб-лекарей своим черкесским видом. Отоспался. Отъелся казенных харчей. Описывал вместе с Проскуриным свою кавказскую «Одиссею» и, по его совету, оформлял все записками в виде описания отдельных районов Черкесии как будущих театров военных действий.

— Мы, военные, такое любим, ты уж мне поверь! Вот, ты черноморцам подарил картинку мыса Адлер. Честь тебе и хвала! Зачтется в будущем, когда награды начнут раздавать. Так что не ленись — шпарь дальше. Дороги, сколько народу в аулах, как к ним подступиться…

Я и «шпарил». Извели на пару тонну бумаги, бочонок чернил и две бочки вина. В общем, весело время провели. Теперь мне предстояло испытать на собственной шкуре гостеприимство военно-морской пенитенциарной системы.

— Знал бы ты, брат, каких трудов мне стоило запихнуть тебя на гауптвахту к морякам! — делился со мной Николай Ефстафьевич. — Сам знаешь, каковы эти флотские! Упрутся, как баран в ворота — с места не сдвинешь. Не положено, не положено… Не моряк… Можно подумать, я тебя не в тюрьму устраивал, а в отель «Ришелье». Одно помогло: числишься ты нынче за судом, составленным из капитанов. Ему судьбу «Виксена» решать.

— И к чему дело идет?

— Флотские, понятно дело, трубят на всех углах, что шхуна — их законный приз. Теперь нужно лишь найти юридические основания, чтобы конфискации придать приличный вид. В Европе про это дело уже вовсю шумят.

— А что Британия? Войной еще не грозит?

— Ждем свежих газет. Пока все тихо. Но ясно, что они это так не оставят.

— А со мной что будет?

— Твоя роль еще не определена. То ли ты переводчиком на суде будешь. То ли обвиняемым. То ли и тем, и другим. В любом случае, на гауптвахте будешь не сидельцем, а постояльцем. Хотя, если хочешь, могу попросить, чтобы тебя в общую камеру к офицерам-дебоширам пристроили, — хохотнул Проскурин.