Прыжок "Лисицы"
Шрифт:
— Ну тебя, с твоими шуточками!
— Нет, а что? Чем не идея? В цепях уже посидел. Считай, опытный арестант-каторжанин! Станешь в камере бубновым тузом![1]
— Тьфу на тебя!
— Ладно, ладно… Извини! Никто тебя обижать не будет! Но в город тебе ходу нет. Кто знает, сколько тут шастает английских шпионов? Спалишься запросто. Я тебе еще куртку моряцкую притащу, нормальные портки и сапоги. Хватит народ пугать своим видом! Видел я, как персонал лазарета на твой кинжал пялился!
— А что такого? Не им же одним людей резать?!
Мы дружно засмеялись. Настроение было отличным. Не знаю, как Проскурин, а я просто кайфовал
Специально в «маляве» упирал на то, что только после Рождества. Зная соплеменников, был убеждён, что табором примчались бы именно на великий праздник, чтобы не оставить единоверца в такой день одного. Но я совсем не хотел, чтобы они пожертвовали таким событием. Все-таки для греков Рождество — значимый праздник. Забавно, что в СССР моя семья справляла его, как и все православные 7 января. Переехав в Грецию, я уже отмечал его 25 декабря. И уже привык к интенсивности празднования. Религиозная составляющая для греков, безусловно, основная. Но кто ж может им запретить при этом веселиться без удержу! Недаром период с 26 декабря по 6 января в Греции называют Додекамероном! Двенадцать дней гульбищ, вкусной еды!
Чтобы хоть как-то соответствовать традициям, упросил Проскурина принести мне полено от здорового и крепкого оливкового дерева. Думал, удивится, начнет расспрашивать, на что оно мне. Уже готовился разъяснить, что так греки так оберегают дом от злых духов, незваных гостей. Полено горит все двенадцать дней! Проверено! Но Проскурин, все-таки, долгое время крутился среди греков. Уже знал многие обычаи. Не удивился, но репу почесал.
— Где ж я тебе его достану? — махнул рукой. — Достану как-нибудь! Не лишать же тебя совсем такого праздника?!
И — достал! Я со смехом подумал, что вполне возможно Проскурин наведался в гости к де Витту. Там и нанёс урон Гефсиманскому саду гения русской разведки!
Я закинул полено в вычищенную, я бы даже сказал, вылизанную, печку. Присел возле.
«Мои сейчас все на службе в Балаклаве! — представил всех, стоящих в ряд. — А Умут, либо ждет у входа, либо, наверное, в доме у Егора. Слюну роняет у накрытого стола. Закончится служба, вернутся… И начнется двенадцатидневный марафон!»
Я смотрел на огонь. И совсем не жалел о том, что сейчас не праздную с родными. Сознание того, что у них все в порядке было мне важнее и грело куда больше!
— Твои явились табором! — сообщил мне моряк-охранник поздним утром.
Я расхохотался от того, что и он определил толпу греков на цыганский манер.
— Бузят уже?
— А то! — моряк усмехнулся. — Требовали, чтобы всех пропустили!
— И?
— Двоих только. Остальные там подождут. Пойдешь что ли навстречу?
Пришла задорная мысль.
— Нет. Разыграть их хочу!
Охранник попался с чувством юмора. Согласился подыграть еще и за обещанный магарыч.
Когда Егор и Ваня — не сомневался, что будут именно они — подошли к камере, я уже сидел на полу «закованный»! Изображал мученика! Чуть не раскололся, когда увидел у Вани в руках здоровое полено. Держал его, как ребёнка. Или как драгоценную бутыль какой-нибудь из своих водок. Завидев
Матрос, вошедший в роль, внимания на наскоки Егора не обращал.
— Наше дело маленькое! Как приказали, так и держим!
Тут и Ваня переключился на него.
«Этак он его сейчас поленом огреет!» — подумал я, освобождаясь от цепей.
Встал, подошел к ним.
— С Рождеством, греки! — гаркнул весело.
Греки недолго приходили в себя. Быстро раскусили розыгрыш. Бросились с радостными возгласами обниматься.
— Смотри-ка, не забыли! — указал я на полено.
— Конечно! — Ваня протянул мне его.
— Спасибо, конечно! — я указал им на печку.
Увидев, что я блюду традиции, кум не удержался:
— Нет такой тюрьмы, которая помешает нам, грекам, справить Рождество! — благо произнёс эту чуток напыщенную фразу на греческом.
Полено положили рядом с печкой. Двинулись к выходу.
— Я так понимаю, что и стол уже накрыт? — поинтересовался.
— Думаю, как раз успеют к нашему приходу, — подтвердил Сальти. — Стола нет, не обессудь. Но что-нибудь придумают!
Шли коридорами. Заметил, что местные с некоторым недовольством смотрят на Ваню и Егора.
— Чего это они? — спросил шепотом.
— По форме узнали, — отвечал Егор. — Нас же местные не очень любят.
— Почему?
— Мы участвовали в подавлении чумного бунта.
— Чумного?!
— Ну, так говорят, — к разговору присоединился Ваня. — На самом-то деле бунт был бабий.
— ?!
— Начался из-за женщин. Их довели своими приставаниями штаб-лекари. Кому понравится, когда твоих жён или дочерей лапают да насилуют?!
— Как такое возможно?!
— Оказывается, возможно, — Ваня пожал плечами.
— Ну и начальство местное… — Сальти сдержался от мата. — Постарались! Тут же, когда карантин ввели, они все поставки дров и продуктов на себя оформили и продавали только через свои компании. Везли всякую дрянь. Зарабатывали огромные деньги. И это же длилось не год и не два. С начала войны с турками. И чтобы эта схема жила долго, лекари любую болезнь объявляли чумой! И каждую смерть записывали на чуму! Людей изолировали. И они умирали уже не от болезней, а от того, как их там содержали. В больницах — ни одеял, ни продуктов, ни лекарств! Пожаловаться? Ни-ни! Нравы тут, в Севастополе — суровые. Офицеры могут запросто мастеровому по зубам съездить! Было дело в 30-м году. Контр-адмирал Пантаниони ударил уважаемого кораблестроителя. Так потом прятался! Его чуть не прикончили! И матросов истязают так… Не приведи Господи! За малейшую провинность раздевают догола, к пушке привязывают и секут линьками до потери сознания. Через пару часов моряк может умереть!
«А я еще Спенсеру указывал на английские методы! А тут в своем Отечестве такое же паскудство! Я уже не говорю про начальство и поставки! Это в России и сейчас цветёт пышным цветом! И даже похлеще! Поневоле посмотришь на Китай и задумаешься. Вон они на центральной площади проворовавшихся чинуш казнят! И, вроде, передёргивает от сознания, что это происходит в XXI веке. А, с другой стороны, насмотришься на россиян, нет-нет, да и согласишься про себя, что и у них не мешало бы Лобное место кровью окропить. Чтоб неповадно было!»