Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Ламерт посмотрел на Сафолка. Мужчина, тоже готовящийся ко сну, заметил его взгляд и будто бы виновато улыбнулся.
–Ты как, парень? Держишься?
–Пока вроде как справляюсь. А вы?
Сафолк пожал плечами и достал из личных вещей небольшую семейную фотографию. Ламерт на несколько мгновений задержал взгляд на счастливых лицах его жены и сыновей.
–Смотри. Это всё, что успел взять из дома. Надеюсь её сохранить.
Ламерту очень хотелось сказать что-то утешающее, но усталость и полное незнание того, что их ждёт впереди, остановили его. Вместо этого он тоже
Им дали время собрать личные вещи – но что за них вообще можно принять? Большую часть того, что они носят или используют, принадлежит школе. К тому же, сложно определить, что может понадобиться на полях сражений вечной войны.
Руксус сидел на краю своей кровати, и внезапно рассеянным жестом погладил её край. Как много ночей он провёл на ней, как быстро вырос! Его старую кровать вынесли ещё года три назад, когда он стал слишком высок для неё. Что ждёт эту, он не знал. Может, сюда заселят кого-то его комплекции, а может, снова принесут кровать поменьше, под ребёнка. Руксус ставил на второе, и не без причины. Он поднял взгляд.
Рядом суетилась Марианна, явно задававшаяся теми же вопросами, что и он. «Собрать личные вещи». Это что, ещё одна невесёлая шутка в их адрес? Нет, разумеется, они могут забрать с собой редкие оставшиеся детские игрушки, только вот зачем? Какая с них польза там, куда они отправятся через два дня? Немного поодаль, но близко к Марианне, Альберт задумчиво поглядывал на собственную полку, усеянную книгами, кусками пергаментов и разными мелкими учебными принадлежностями, вроде перьев.
На кроватке, ранее принадлежавшей Саре, беззаботно играл с Одноглазиком Горацио. Комнатный питомец уже давно из маленького, едва живого котёнка вырос в приличных размеров гладкошёрстного кота, так что ладони мальчика буквально тонули в нём. Одноглазик, как обычно ласковый, охотно отвечал Горацио, иногда довольно мурча.
Рядом сидела Агнета, новенькая – девочка лет шести, пришедшая всего около двух месяцев назад. Несмотря на столь короткий срок пребывания в школе, она уже чувствовала себя достаточно уверенно в ней. Подобное быстрое привыкание встречалось редко.
–Одноглазик, смотри, рука!
Кот охотно прыгнул на ладонь Горацио, шутливо попытавшись её куснуть. Агнета радостно засмеялась, даже захлопав в ладоши от радости.
–Ой, какой он хорошенький, Горацио! А давай ещё!
–А сама не хочешь попробовать? – спросил мальчик, смело посмотрев на неё. Руксус улыбнулся. Горацио тоже рос быстро, и было в его взгляде нечто, когда он смотрел на Агнету, что всегда неизменно вызывало у юноши ухмылку.
В другом углу комнаты на своей кровати сидела Николетт – девочка постарше, попавшая в школу два года назад, но переведённая в их обитель совсем недавно. Впрочем, за прошедшие пять месяцев Руксус успел привыкнуть к худощавой, замкнутой двенадцатилетней гостье, которая так же достаточно быстро стала ему как сестра. Николетт на правах старшей после их троицы, часто следила за младшими, хотя больше предпочитала сесть в каком-нибудь укромном месте за книгами – только её густые
За окнами яркое тёплое солнце, легкий ветерок игриво проникает в комнату, едва колыша волосы и одежду. Мерно шумит Море Страхов, если прислушаться. На этажах бегают и веселятся дети под неусыпным взором Стражей Веры, негромко переговариваются наставники. Настоящая идиллия, подумал Руксус утомлённо. Идиллия, которая для него скоро перестанет существовать.
–Присматривай за ними, Николетт. Ты большая, ответственная девочка, и тебе это по плечу.
Девочка через силу кивнула, в полной мере понимаю всю серьёзность момента.
Они прощались с детьми, как бы передавая комнату, своё своеобразное наследие в школе, следующему поколению. Альберт и Марианна нежно обнимались с ними, пока Руксус стоял немного в стороне и с напряженно-задумчивым выражением лица смотрел куда-то мимо всех.
–Ты тоже будь осторожен, братец Руксус, – от голоса Горацио юноша дёрнулся. Его словно резко вытащили из глубокой спячки. Мальчик мягко обнял его, едва-едва доставая до живота.
–Да, разумеется, малыш. Слушайся Николетт и будь молодцом, хорошо? – рассеянно ответил Руксус.
–Насчёт первого обещать не могу, но постараюсь, – улыбнулся Горацио и наклонился, взяв Одноглазика на ручки. Кот коротко мяукнул.
–Сара принесла тебя совсем маленьким и слабым, – Руксус нежно почесал зверька за ухом. – А ты вон каким большим вырос. Выходит, её старания были не зря. Мы оставляем вам Одноглазика, так что не обижайте его, ладно, ребята?
«Это то немногое, что осталось от Сары в этом мире», хотелось ему добавить.
Кот снова мяукнул, словно тоже хотел сказать что-то важное, и в какой-то момент Руксусу не захотелось убирать руку. Он ещё раз погладил Одноглазика и с тяжелым грузом на сердце направился вниз. Там уже началась церемония прощания.
Их так же, как Илиота и всех остальных до и после, провожали под громкий церковный хор и песнопения, что на взгляд Руксуса было достаточно мрачной, совсем невеселой шуткой, если не издевательством.
Ученики собрались по бокам от коридора, а вдоль их рядов – недвижимые Стражи Веры с глухо потрескивающими силовыми глефами. Безликие чёрные металлические маски казались ещё более суровыми и осуждающими, чем обычными. В какой-то момент Альберту показалось, что они даже сейчас наблюдают за ним со смесью нескрываемого презрения и праведного гнева.
Троица шла вместе, бок о бок, но Руксус чуть подавался вперед, словно вел их за собой.
Всё происходило так же, как девять лет назад, только теперь вместо Илиота и его спутников был Руксус с друзьями: то же гнетущее молчание, нарушаемое лишь изречениями из священных текстов и несмолкаемого церковного хора. Молчали и Стражи, и ученики, и редко встречающиеся наставники, хотя Руксус видел, что некоторым детям искренне хочется сказать что-то утешительное, напутственное… но служители Церкви не позволят, нет.