Психея
Шрифт:
Дом? А что есть для меня «дом»? Странное, застрявшее на кончике языка понятие, которому с трудом ищу объяснение, правда, ничего не могу добавить к «это место, где есть теплый душ». Сама ворчу от собственных мыслей, складываю футболку в черный чемодан, встряхивая темными волосами, что прядями свисают к лицу, пока стою, склонившись над кроватью. Поглядываю на телефон, экран которого и не думает загораться, хотя я отправила вопросительный текст Рид. Она всегда отвечает мне. Отвечала. Так, что сейчас с ней не так? Что с нами со всеми не так? Что не так со мной? С Диланом? С Джейн? Я могу сидеть несколько ночей, посвящая всю себя этому вопросу, но не приду ни к чему, так как это замкнутый круг, это тоннель, не имеющий конца. Это черная дыра. Внутри нас дыры, язвы, всасывающие все наши мысли, внутренности, не оставляя ни черта. Так мы и опустошаемся изнутри. Умираем морально, забывая, что на самом деле важно. Мне не нравится это. Ощущение, будто теряешь что-то важное. Оно не покинет меня, нет. Оно навсегда со мной.
Тяжелый вздох эхом ударяется о стенки черепа, оседает
Ещё один вздох. Более тяжелый, чем до этого. Прячу телефон в карман темно-бордовой кофты, мельком взглянув на свое отражение в зеркале.
Как бы часто не стирала эту вещь, она по-прежнему пахнет Диланом. Это настолько странно. Я повсюду, во всем ищу его. Кажется, это помогает мне почувствовать себя комфортней. Нет, не кажется. Компенсирую его отсутствие запахом? Это не должен быть вопрос, а именно краткая констатация факта.
Пальцами поглаживаю ткань кофты, осматривая себя сверху-вниз, захватывая взглядом каждый сантиметр своего тела, будто всего на секунду пытаясь представить на своем месте Дилана. Мда, совсем рехнулась.
Откидываю застрявшие в ушах мысли, сложив руки на груди, и оглядываюсь по сторонам, оценивающе изучая комнату, в которой прожила последние месяцы. Меня гложут сомнения. Правильность? Нет. Её нет. Тогда, почему я сбегаю? Что является непосредственным толчком к действию? Или «Кто»?
Прикладываю ладонь к горячему лбу, веки прикрываются. Качаю головой. Не хочу. Не желаю думать об этом, искать ответы в самой себе. Рыться, разодрать к чертям старые раны. Прости, Джейн.
«Прости, Джейн», — это всё, что могу написать ей и оставить на столе. Слишком глупо и просто, но у меня нет слов, нет объяснений. Я просто хочу. Хочу уйти. Забыть. И спать. Черт, я безумно хочу спать, аж ноги сводит от боли, а голова раскалывается на мелкие кусочки. Будто что-то неизвестное подталкивает меня покинуть этот город. И это злит. Словно я делаю подобное против воли, но желанию противостоять не могу. Может, это временно? Может, я перекантуюсь у родителей денек другой, затем вернусь? Верно. Наверняка, так оно и произойдет. Нужно просто подождать, пока «неясное» уйдет из меня.
Пальцами растираю горячий от кипящих мыслей лоб, бродя по комнате, будто не находя себе место. Борюсь со странным желанием выбежать прочь без вещей, поэтому решаю пройтись по дому, вот только моя «прогулка» не затягивается, ведь останавливаюсь буквально напротив двери, что ведет в комнату Роззи. Мы обычно запираем её, но сейчас я спокойно толкаю её ладонью, позволяя прохладному воздуху просочиться в коридор, а сама хмуро всматриваюсь в темное помещение, плотные шторы не дают утреннему свету проникнуть в комнату, поэтому этот полумрак не вызывает удивление. Стою на пороге, держа руки в карманах кофты, и слегка сутулюсь, опираясь на дверной косяк плечом. Здесь ничего не изменилось. Даже постель осталась нетронутой. Этот детский беспорядок греет душу, но холод всё равно побеждает, заставляя меня отогнать все положительные эмоции, и остановить уже хмурый взгляд на фотографии в темной деревянной рамке, что стоит на комоде у стены. Отец Джейн держит на руках Роззи, по выражению его лица сразу становится ясно, что кадр сделан в тот момент, когда мужчина хочет что-то сказать, поэтому мускулы немного напряжены, но первое, что всегда бросается в глаза — это улыбка.
Человек, который постоянно пребывал в хорошем расположении духа, будто все беды обходили его боком, хотя жил с «правдой». Он знал о творящемся, каждый день будто существовал в ожидание своей очереди.
Хорошо понимал, что скоро умрет.
Подхожу ближе, лениво шагая вялыми ногами, так как бессонная ночь всё-таки влияет на мое физическое состояние, плюс к тому моральное истощение от постоянных раздумий о гребаном «бытие». Нет, я с успехом проваливаю миссию протереть ладонью стекло рамки, ибо краем глаза подмечаю что-то белое, предмет, который впивается с болью в уставшие глаза, поэтому резко поворачиваю голову, уставившись на небольшую, размером с двухлитровую бутылку фарфоровую куклу. Белое платье с кружевным подолом скрывает босые ноги, рукава короткие, выреза нет, ворот буквально врезается в подбородок, прячет шею. Бледное лицо, стеклянный взгляд, устремившийся в
Выпрямляюсь, вновь опустив взгляд на «незнакомку», и с каким-то равнодушием разворачиваюсь, решая не забивать себе и этим голову. И без того состоянию не позавидуешь.
Я что жалею себя?
Ворчу, с внезапно разгоревшейся злостью хлопнув дверью за своей спиной, и направляюсь обратно в комнату, чтобы окончательно убедиться, что все мои вещи собраны и ничего не осталось.
***
— Там будут все, — Хлоя не может замолкнуть. Она понимает, что в последнее время они с Джейн общаются не так часто и на то есть причины, поэтому её волнение читается в глазах, а скованность в движениях выдает тревогу. Она порхает вокруг стола с круглым зеркалом, за которым сидит Джейн. И та пытается не выдавать то, что ей некомфортно. Девушка причесывает темные волосы, но Хлоя быстро отнимает расческу, решив сделать это вместо неё. Как раньше. Они постоянно занимались этим, пока ждали, что внизу будет готов ужин. Рид смотрит на подругу через отражение в зеркале и никак не может найти ответ. Как так вышло, что они прекратили быть близкими? И можно ли это вернуть? Можно вернуть те забытые чувства, ощущения, эмоции? Ту любовь к старой подруге, к сестре, которая постоянно была рядом в самые тяжелые моменты? Человек, что присутствовал во всех твоих планах на будущее: вместе поступить в школу, просидеть за одной партой все одиннадцать классов, пойти в один колледж, вместе просыпать пары в одной комнате общежития или на самих занятиях дремать, уложив голову ей на плечо. Черт, да просто жить вместе в одной, хоть и небольшой, но квартире. Расставить на подоконнике горшки с цветами, убираться вместе, готовить еду, до рассвета смотреть фильмы или гулять по улицам, а потом писать проекты за час до начала учебных пар. Вместе искать работу, вместе трудиться до пота на лице, вместе чистить зубы по утрам, сражаясь за место у зеркала. Включать музыку для заряда энергией и танцевать с щеткой во рту. Вместе…
Рид резко опускает глаза, уставившись на свои руки, пальцы которых переплела между собой. Последние несколько пунктов были у неё, но не с Хлоей. Ронни просыпается с ней, встает, чистит зубы, танцует, готовит завтрак, думая о том, чтобы приготовить на ужин и в который раз ворча о том, что нельзя смотреть сериал ночью. Вместе едут на занятия, обсуждая предстоящую работу в клубе, вместе толкаются в школьном коридоре, пробираясь к классам. Вместе возвращаются домой после трудного дня, заказывая пиццу, ведь от усталости руки вот-вот отвалятся. Вместе ждут, пока закончат дела и ложатся спать.
Вместе переживают, поддерживают, заботятся…
—… Там будет Дон, — Джейн вырывает из контекста сказанного Хлоей, которая продолжает с мягкой улыбкой расчесывать волосы подруги, и невольно морщит лицо, сама не понимая, что именно вызывает какую-то неприятную боль в груди. Может, невралгия? Скорее всего.
— Вы ведь с ним так и не разобрались, верно? — Хлоя кладет руки на плечи Рид, наклонившись вперед, и смотрит на нее через зеркало, растягивая губы в знакомой, такой родной для Джейн улыбке. Рид делает глубокий вдох, отчего её грудная клетка увеличивается, а плечи слегка приподнимаются, и кивает, сжимая губы в тонкую, еле заметную бледную полоску. Хлоя наклоняет голову, прижавшись щекой к виску подруги, и закрывает веки, что-то довольно промычав, отчего Джейн смеется, повторно, будто для самоубеждения, кивая.
И выдыхает.
***
Близится вечер. Окна в домах давно горят теплым светом, фонарные столбы, освещающие людные улицы, покачиваются от сильного ветра, который и не думает утихать в ближайшее время. Видимо, ночью пойдет дождь, хотя предположение сомнительное, ведь на дворе конец ноября. Я иду по тротуару, держу ручку чемодана, что катится на колесиках за мной, создавая шум. Сегодня довольно много людей на улице, видимо, плохая погода — не преграда для семейных прогулок и хорошего времяпровождения. Вот только подобное не вызывает на лице улыбку, ведь окружение детей меня настораживает. Как ни крути, а страх перед этими «маленькими цветками жизни» не отпускает. Мне приходится остановиться на переходе, чтобы застегнуть кофту и найти в кармане телефон. Отец попросил подойти ближе к торговому центру «Ройсвиль», ведь дальше пробка, в которой ему не охота стоять. А мне и на пользу пройтись лишний раз по улицам этого города. Странно, но с того момента, как сюда приехала, не успела как следует изучить его, всё время находилась в делах, которые не позволяли просто выйти и прогуляться, не боясь, что кто-то может следить за мной и отрезать мне голову. Выпрямляюсь, оглядываясь по сторонам: машины несутся по дороге, люди спокойно шагают по выделенной безопасной полосе, стремятся в парк, где сегодня проходит увеселительная программа для семей. Стучу пальцами по ручке чемодана, когда взгляд цепляется за женщину с мужчиной, которые держат своего ребенка за руки, ведя через дорогу. Они успевают отвечать на вопросы чада, при этом следят за его безопасностью. Настоящая семья проводит этот день как положено, вовсе не заботясь ни о чем другом.