Психея
Шрифт:
Никто не знал. Но Питерсон догадывался, поэтому с подросткового возраста, после смерти сестры, посвятил себя изучению детей Приюта, изучению истории его семьи, что привело его к стартовой отметке.
К старому дневнику, написанному на неизвестном миру языке.
Но не трудно было догадаться, что вещь эта принадлежит человеку, который жил ещё задолго до отмены крепостного права.
Дневник Психеи.
Они до сих пор ищут его, совершенно не подозревая своего посредника, который всячески противостоит внушению, борется с голосом в своей голове.
Поэтому он не понес Ронни в убежище сектантов. Мужчина знает, что она нужна им для завершения обряда, так что, сражаясь с Психеей в своем сознании, прячет Носителя в старом особняке своей прабабушки. Нога человека не ступала по этим скрипящим доскам уже давно. Стены осыпаются, обои медленно слезают с жесткой поверхности, загибаются. Ковры темнеют, запах
Дом имеет способность сводить с ума.
Мужчина сидит на полу в комнате, в которой когда-то жили его родственники. Он спиной прижимается к стене, пальцами рук оттягивает светлые потные локоны волос. Питерсон выглядит безумно. Его огромные глаза широко распахнуты, бледные губы без остановки шепчут: «Не впускай». Сердечный ритм давно сбит. Ему страшно. Дико. Мужчина мычит под нос, стонет, давясь собственными эмоциями, что с удовольствием выворачивают его наизнанку, ломают на мелкие куски разум, лишая здравого мышления. Питерсону нужно уйти из дома, если он хочет спастись. Но он не может. Дом не выпустит.
Головы не поднимает. Взгляд исподлобья исследует темный потолок, комод, туалетный столик, старые, пугающие фотографии в пыльных рамках, после чего внимание переходит на кровать, в сторону батареи под выбитой оконной рамой. На грязном полу в одной футболке лежит девушка. Её ноги согнуты в коленях, голова уложена набок, одна рука находится навесу, ибо пристегнута наручниками к ледяной трубе, по которой раньше «носилась» горячая вода. Питерсон долго смотрит на Носителя. Его мучают безумные идеи, мысли, не дающие прекратить кусать кожу пальцев. Он должен что-то предпринять, должен освободиться от голоса в своей голове. Но для этого необходимо…
Голова Ронни дергается. Она широко распахивает рот, громко всасывая кислород. Кашляет и давится с таким хрипом, будто все это время её держали под водой, не давая глотнуть воздуха. Девушка дергается, пытаясь присесть, ещё не осознает, где находится, ведь думает, что по-прежнему лежит в кровати с Диланом. Тело бьется в судорогах, ноги ерзают по полу. Добрев кашляет, начиная панически осматриваться, и дергает рукой, взглянув на наручники. В глазах проявляется страх, шок и непонимание отражаются на бледном лице, испачканном в пыли. Волосы неприятно свалены, в них путается паутина. Девушка прижимается к стене под подоконником, и подбирает колени к груди, напряженно смотрит на мужчину, не сразу понимая, кто перед ней.
— Питерсон? — шепчет, глотая пыль, и щурит веки, борясь с больным сердцем. — Это ты?
— Не впускай, — слышит шепот с его стороны и затылком вжимается в стену, уронив с губ вздох ужаса. Мужчина тяжело дышит, сжимая пальцами голову. Покачивается, все громче повторяя жалкое: «Не впускай», — а в его сознании кричит Её голос.
ВПУСТИ МЕНЯ!
— Нет, — он качает головой, бубня. — Нет, нет, нетнетнетнетнет, — стонет от головной боли, сгибаясь, и сильно бьет кулаком по рядом стоящему комоду, который трещит, словно вот-вот развалится на части. Ронни сжимает дрожащие, синеющие от холода губы и набирается мужества, начав говорить:
— Т-ты… Ты в порядке? — моргает, игнорируя обилие песка в глазах. — Что произошло? — вновь дергает свою руку, привлекая внимание Питерсона. — Где мы? И почему… — проглатывает эмоции, вновь взглянув на мужчину, который тяжело дышит, пуская изо рта пар. Он с такой безумной ненавистью смотрит на Добрев, виня её во всех своих проблемах, и выдавливает с раскаленной злостью:
— Я должен убить тебя.
От лица Джейн.
Сражайся.
Этот чертов туман, чертова ночь, чертова тишина стен этого гребаного особняка, охраняемого морозной непроницаемой мглой. Сражайся со всем этим. Борись с чувством усталости, изнеможения, моральной подавленностью. Стой на ногах уверенно, держи спину прямо, а оружие крепче в своих холодных руках. Будь непоколебимой, невозмутимой, сильной. Будь такой, какой всегда желала быть. Будь собой настоящей.
Доски паркета скрипят под ногами. Я медленно иду по коридору к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, пока парни изучают комнаты первого. Дилан позволил мне взять пистолет, чтобы в случае опасности я точно смогла защитить себя, а сам вооружился
— Джейн, давай держатся вместе, — Тайлеру не нравится, что я действую самостоятельно, но я вполне способна на это. Я могу справиться без них. Подобная опека меня отягощает. В конце концов, я единственный человек из нас троих, кто умеет стрелять. — Джейн, — Пози встревожено делает шаг в мою сторону, когда я поднимаюсь на второй этаж, поднимая оружие перед собой. Что мы здесь ищем? Что-нибудь. Мы не надеемся найти в особняке Ронни, но, если нам удастся наткнуться на одну из Них, то сможем вынудить ее рассказать. Не без применения насилия, конечно. Мне все равно. Я с удовольствием прострелю этим уродам пару конечностей, если это поможет заставить Их говорить. Плевать, что обо мне начнут думать после этого.
Хмуро осматриваюсь, разглядывая надписи на стенах, иду по темному, переполненного молчанием коридору. Мрак плотным слоем накладывается на меня, ложась на плечи. Я чувствую, как холод касается всего моего тела, как легкий шепот что-то напевает за спиной. Но мои руки не дрожат. Ступаю медленно, уверенно, прислушиваясь к тишине. Этот строение давно прекратило существовать в нашем мире, оно живет в параллели. Живет со своими демонами, скрывающимися под паркетом, выглядывающими из-за углов, из-за дверей комнат, хватающих рукой за ноги. Ощущаю Их пристальный взгляд, но не позволяю мурашкам покрыть мою кожу. На мне легкая майка и джинсы, но морозу не под силу справиться с тем жаром, что душит меня изнутри. Слышу шаги за спиной, и резко оборачиваюсь, рассчитывая увидеть Тайлера или Дилана, но никого. Впереди пустота. Проглатываю напряжение, сжимающее горло, и продолжаю идти спиной вперед. Вновь шаги позади. Оглядываюсь, выставив перед собой оружие. Ничего. Никого. Шепот эхом разносится по коридору, касаясь моих ушей. Стискиваю зубы. Покажись — и я убью тебя. Тихо дышу, подняв взгляд на стену, где красуется темная надпись. Психея. Все же меня передергивает. Смотрю на надпись, глотая комок, и дергаюсь, резко оборачиваясь, когда слышу грохот позади. Передо мной распахнутая дверь в старую комнату. Множество кроваток стоят на своих местах, ящики комодов выдвинуты, столики для детей перевернуты, стулья сломаны, обои порваны, игрушки изуродованы. Переступаю порог, прислушиваясь. Резко шепот прекращает давить на голову. Вокруг начинает царить тишина. Останавливаюсь, немного опустив руки, и мой взгляд цепляет движение за окном. Резко направляю оружие в сторону разбитого стекла, с напряжением прищурив веки. По ту сторону темнота. Вижу кривые ветки старого дуба, что буквально давят на оконную раму снаружи. Думаю, это дерево способно проломить стену. Вдыхаю пыль через ноздри, ступая по осколкам стекла, по частям тела старых кукол, машинок без колес. Ближе к окну. Ледяной ветер врезается в лицо, одаривая меня ночным холодом. Отступаю назад, вновь разобрав шепот. Непонятная смесь из слов и звуков льется из небольшой комнаты, что находится в конце этого помещения. Иду к комнатке, вглядываясь в темноту, и хмурю брови, видя лишь исписанные стены и кровать. Переступаю порог, оглядевшись: первое, на что обращаешь внимание, — это рисунки. Множество рисунков с изображением бабочек. Подхожу ближе к стене, разглядывая эти каракули, и морщусь, чувствуя странный довольно неприятный запах чего-то протухшего. Хочется зажать нос, но не отпускаю оружие, оборачиваясь на скрип половиц. Стул. В углу комнаты. Взгляд упирается на небольшой силуэт. Темный. Она сидит. Маленькая. С двумя головами. Направляю на нее оружие, с каким-то шоком шепнув:
— Что ты здесь делаешь? — Фарфоровая кукла смотрит на меня двумя парами глаз, и могу уверенно заявить, что в таком мраке вижу блеск. Глотка сжимается. Не смелюсь подходить ближе, ведь шепот не затихает. Это она. Она шепчет. Но разве кукла не осталась дома у Дилана? Тогда, как?..
Моргаю, готовясь выстрелить в любой момент. Но мой взгляд замирает. Моментально, как и весь организм. Дышу ровно. Шепот. Он прекратился. Оборвался, как и шум сквозного ветра. Хмурюсь, немного опустив голову, вслушиваюсь в повисшую, какую-то нездоровую, неестественную тишину. Движение. Понятия не имею, каким образом, но я слышу его. Как тихий шорох. Прямо за спиной. Над головой. Потные ладони сжимают холодный металл. Взгляд метнулся в сторону, но головы пока не поворачиваю. Слушаю. Шорох ткани. Мантии. Запах гнили становится ощутимее. Осторожно поворачиваю лицо, краем глаза уже разглядывая ярко выраженное бледное, нет, вовсе белое лицо, что выделяется на фоне темноты. Глубокие, черные глазные впадины. Широкий, но узкий рот с рядом выпирающих зубов, будто губы вовсе отсутствуют. Стоит чуть боком, сверлит меня взглядом. Не слышу ее дыхания. Ничего не слышу. Мое дыхание учащается. Виски сдавливает боль.