Психея
Шрифт:
Сражайся. Не позволяй Им запугать тебя. Если требуется, стреляй. Убей Их к черту, Джейн, ведь Они виноваты в убийстве твоего отца, виновны в смерти матери Дилана, в том, что его отец рехнулся, и Они способны отнять у тебя Ронни. Они сделали из тебя параноика и превратили твою жизнь в череду страха и ужаса. Сражайся.
Резко оборачиваюсь, направив на высокую костлявую женщину в темной мантии оружие. Ее лицо мгновенно искажается, вытягивается, когда она вопит, что есть мочи, и опускает голову ко мне, проглатывая глазами-дырами мое сознание. Но ни один мускул на моем лице не дергается в страхе. Уверенно держу оружие и глубоко вдыхаю, нажав на курок. Выстрел эхом рвет тишину, рвет ткань прозрачной мантии, и крик этого человекоподобного существа становится громче. Морщу лицо, сдерживаясь, чтобы
— Что произошло?! — Срывается на крик Пози, грубо схватив меня за руки, и рывком опускает мои руки. Смотрю на него, сжав губы. По лестнице поднимается Дилан. Он светит фонариком в нашу сторону, как-то нервно спрашивая:
— Все в порядке? — Идет в нашу сторону. Я с напряжением дышу через рот, пуская облака пара, и сглатываю, взглянув на руки парня, которыми он сжимает мои запястья.
Это странное чувство… Я сойду с ума, если не пойму, что оно значит.
Тайлер вновь понимает, словно читает мои мысли, отпускает, сделав шаг назад. Отвожу взгляд в сторону, подняв его на О’Брайена, который встает рядом с Пози, хрипло вздохнув:
— Почему ты стреляла?
— Одна из Них была здесь, — оглядываюсь по сторонам, сжав губы. — Но… По всей видимости, Она сбежала.
Дилан, как и Тайлер, осматриваются, и О’Брайен делает шаг ко мне, прижав ладонь к моей спине, надавив:
— Здесь ничего нет, — мне приходится идти вперед. — Уходим, — чувствую, как трясется от перенапряжения рука парня, которой он продолжает крепко сжимать ткань моей майки. Тайлер идет с другого бока от меня, и я глотаю комок, образовавшийся в горле.
Почему на прикосновения Пози я реагирую не так, как на Дилана?
От лица Ронни.
Ерзаю ногами по полу, пытаясь спиной прижаться к стене. Ледяная батарея «обжигает» холодом, от которого меня трясет уже целых полчаса. Постепенно мой организм принимает тот факт, что я нахожусь в заложниках у человека, которого терроризирует Психея. Пытаюсь тихо дышать, чтобы не привлекать к себе внимание Питерсона. Он поднялся с пола, бродит по комнате, продолжая разговаривать с собой, или с тем существом, что пытается взять вверх над его сознанием. Его слова. Его уверенность в том, что он должен убить меня… Это не может не воздействовать на меня психологически, но я держусь. Стараюсь не думать об этом, не загонять в угол своими мыслями, страхами.
— Питерсон, — шепчу, боясь вызвать своим голосом негативную реакцию, а еще хуже — агрессию. Мужчина опускает мокрое от обильного пота лицо в ладони, сжимает веки, зубами раздирая нижнюю губу до крови:
— Не впущу… Уходи из меня, — стонет, крутя головой, машет руками, будто пытается отмахнуться от кого-то. Оборачивается, пристально смотрит на меня, отчего воздух застревает в глотке, но я лишь сглатываю, дрожащим голосом продолжая попытки достучаться до него:
— Мы сможем помочь тебе… Только ты должен…
— Я должен, — перебивает, так же шепча, словно там, в коридоре, кто-то стоит и подслушивает. — Я должен убить тебя. Тогда всё кончится, — он начинает активно кивать головой, ведет разговор с собой, одобряя ход собственных мыслей. Поворачивается всем телом ко мне, стоя в нескольких шагах, и сует руку за пазуху, медленно двигается, оттягивает момент. Я втягиваю воздух, начиная активнее дергать рукой, когда могу разглядеть оружие, которое он вынимает из-за спины:
— Питерсон, — пищу, качнув головой. — Подожди, — ногами ерзаю по полу, желая засесть в угол комнаты, будто это поможет мне спастись от него. Мужчина быстро подходит ко мне, встав напротив. Сердце в груди сжимается, высыхает глотка. Боюсь поднять глаза на него, поэтому взглядом упираюсь в свои согнутые колени. — Боже, — шепчу, шмыгнув носом. Слышу его тяжелое
— Дерьмо… — он качает головой, начиная кричать на меня, на свою руку, вопить от ярости, ведь не может. — Дерьмо! — размахивается пистолетом, нанеся удар мне по голове. Дергаю ею в сторону, громко закашляв, и трясусь, продолжая сгибаться. Носом касаюсь коленки, вновь с опаской прижимаясь к стене, боюсь взглянуть на Питерсона, который начинает кричать на стены, на кровать, на комод. Он пытается избавиться от чувства страха, и я слышу, как срывается его голос.
— Черт! — вопит, бросив оружие в сторону комода. — Черт! — топает ногой, пальцами оттягивая светлые волосы. — Дерьмо! — каждый его вскрик бьет мне по ушам. Молчу, прикусив губу, чтобы та прекратила дрожать. Ровно и тихо дышу, продолжая смотреть куда-то вниз. Меня пару раз передергивает, кровь в венах холодеет. Мне тяжело двигаться, с трудом удается всосать в легкие воздуха. Что-то странное происходит с моим телом.
— Нет! Не впущу! — кричит, стоя напротив зеркала. — Нет! НЕТНЕТНЕТНЕТ! — бьет кулаком, и осколки осыпаются на паркет. Мужчина воет, задыхаясь от рыдания, и садится прямо на осколки, прижавшись головой к стене. Одной рукой касаюсь своей головы, чувствуя пальцами теплую жидкость. Кровь? На моем лбу образовалась рана. Опускаю ладонь, с судорогой обнимая себя.
Я не должна сдаваться.
Мне нужно выбраться.
От лица Дилана.
После «конца» я не посещал это место. Ни разу.
Не знаю, как с таким спокойствием Джейн входит в старое здание, где правит сквозной ветер, поднимающий края ткани моей кофты. Сильнее сжимаю ручку железной биты, перешагивая высокий порог. На снесенной с петель входной двери висит табличка, предупреждающая о злой собаке. Видимо, это её будка перекошено стоит чуть дальше. Всё те же стены с облезлой краской, всё та же ржавчина на потолке, кривые трубы, запах гари. Странно, но ощущение такое, что здесь светлее, хотя вокруг ни одного источника света, кроме моего фонарика и того, который держит Пози. Парень шагает за Рид, не отставая. Они бродят по первому этажу, заглядывая в каждую комнату с особым опасением, но я чувствую какое-то… Спокойствие? Словно все это здание спит. Оно дышит, но я не ощущаю угрозу. Не жду, что кто-нибудь наброситься на меня из-за угла. Период моего страха перед этим строением прошел в тот момент, когда дети бежали. Но ведь в животе всё выворачивается от неприятной мысли о том, что ты находишься под чьим-то пристальным взглядом. Откуда это?
Свет падает на лестничную клетку. Оглядываюсь, видя, что за Джейн до сих пор таскается Тайлер, поэтому спокойно иду к порушенным местами бетонным ступенькам, на которые ступаю с особым вниманием.
Странно, но мне кажется, что Ронни вот-вот должна выскочить из-за угла, как это всегда было. Если она пропадала, то обязательно находилась здесь, и я знал, где могу её найти, но теперь всё иначе. Не так просто. Я знаю, что мы не найдем тут ни Питерсона, ни Ронни, ничего из того, что могло бы помочь нам понять, где Добрев. Вдруг ее, правда, уже отнесли в убежище? Мы понятия не имеем, где оно находится, что в таком случае делать? Не знаю. Я, черт, ни черта не знаю. И эта беспомощность рвет мне глотку. Хочется бросить фонарик, начать битой колотить стену и ругаться. Ругаться, плеваться матерными словами без остановки, затем выкурить порядка двух-трех пачек, чтобы окончательно свести себя с ума. Но это не поможет. Это проявление слабости. Такой роскоши мне не дано.