Псы, стерегущие мир

Игнатушин Алексей

В голове Люта заскрипело, загрохотало мельничными жерновами, потрескавшиеся губы с трудом разлепились:

– Здрав будь, Кащей.

Хозяин глянул остро, брезгливость в его глазах сменилась тенью любопытства.

– Интересные зверьки, – пробормотал он. – Ушкуй, слезь с них, потом убьешь.

Кот нехотя втянул когти и неслышно подошел к креслу. Уселся на задние лапы возле подлокотника, украшенного золотой кошачьей мордой.

Воины с трудом встали плечом к плечу. Кащей сел в кресло, на лице стыла брезгливая мина,

ладонь с длинными, тонкими, как молодые веточки, пальцами опустилась на кошачий лоб. Ушкуй громко мурлыкнул, в зеленых глазах появилось злое веселье.

– Сказывайте, каким отнорком здесь оказались? – потребовал Кащей хлестко.

Гридни вздрогнули, словно слова хлестнули плетью по лицам, в их глазах разгорелся недобрый огонек. Хозяин глянул насмешливо: губы, тонкие, как лист, растянулись с жутковатым треском.

Лют начал осторожно:

– Прошли через пещеры.

Кащей хмыкнул гнусно. Лицо Люта пошло злой рябью.

– Как же прошли мимо Тцар-Змея, мимо волотов? Ну? – потребовал он гадким голосом.

Буслай всхрапнул, сказал нагло:

– Змеюшку твоего мы прихлопнули, а железных болванов – сразу видно, кто их хозяин, – какие-то рылороги растоптали.

Кащей испепелил гридня взглядом, его бесстрастное лицо впервые дрогнуло.

– Выходит, индрики прорвались, – сказал он протяжно. – Опять город отстраивать.

Буслай сказал ехидно:

– И ворота не забудь поправить, а то короеды совсем изгрызли. Стукнул разок – рассыпались.

Кащей припечатал гридня взглядом. Буслая охватил смертельный холод, ноги отнялись. Хотел отвести взгляд, но застыл в страхе, как жаба, околдованная ужом.

Белое кольцо на шее нелюди зашевелилось, из приплюснутой головы выстрелил раздвоенный язык, две темные бусины сверкнули угрозой. Кащей пригладил змеиную голову и перевел взгляд с остолбеневшего Буслая на соратника.

– Вижу, твой младший товарищ. Силы много, вон какой молот, непростой, но ума, понятно, нет, – проскрипел нелюдь. Голос его напоминал рваный треск жести. – Говори, чего пришли, а потом – убью!

Темные глаза полыхнули неистово. У Люта задрожали поджилки, от ног поднялся мертвецкий холод. Натянуто улыбнулся, сказал без дрожи:

– Так-то гостей встречаешь? Видать, одичал без женской ласки, а мы тебе еще гостинец припасли.

Глаза Кащея полыхнули яростью, смешанной с болью. Люта будто ржавое лезвие перерубило пополам: плоть распалась под жестоким ударом и вновь срослась.

Хозяин сокровищницы топнул по пьедесталу, и плита с хрипом ощерилась трещинами. Кот подпрыгнул. Белая змея на шее нелюди обеспокоенно зашипела.

Тьма в глазах растаяла, и ошеломленный Лют услышал скрипучий голос, полный насмешки:

– И этот такой же дурак. Но хитрый. Что за гостинец? – спросил Кащей с вялым интересом.

Лют развязал горловину денежного кошеля и под презрительным взглядом Кащея стал рыскать в горсти монет.

«Может,

не зря зовут их дивьями, то есть дикими? Знают и умеют больше, но живут как звери, даром что речью обладают. Вон Яга как приветила сердечно, не подумаешь, что способна на пакость, а поди ж ты. Долгое время не понимал: как можно? Ведь вкусившие одного хлеба – родня. Ладно, не совсем родня, так было, когда людев было мало, но вероломно нападать…

А Яга не совершила ничего вероломного, она и слова такого не знает, для нее все естественно, как для зверя. Одно слово – дичь лесная. Раньше люди жили в лесу, от зверей не отличались. Одному Роду известно, как появились на свет землепашцы. Что толкнуло их выйти из леса, заняться тяжкой битвой с матерью-землей?

Свободные от звериного существования в лесу, землепашцы людскую породу улучшили. Ведь прекрасные обычаи гостеприимства пошли от них, им первым пришло в голову, что не стоит кидаться на каждого встречного, – земля большая, места хватит. Самые светлые праздники, обычаи, песни – ведь у лесного зверья нет песен, кроме волчьих! – созданы трудолюбивыми пахарями, не пожелавшими из века в век грызть глотки себе подобным.

А потом появились воины – лучшие из людей, милостиво слабых защищающие. Но их бы не было, не выйди пахари из леса, в лесу невозможны воинская честь, отвага, верность слову. Нет там ничего, кроме дикости».

– Заснул, что ли? – проскрипел Кащей гнусно.

Лют спохватился, мельком подивился странным мыслям, ну прям как у волхва, и выудил из горсти монету. Оттаявший Буслай глянул внимательно: сморщив лоб, туго вспоминал, где такую видел. Лют откашлялся, но голос прозвучал сипло:

– Недавно в твою сокровищницу наведался… гм… гость. Многого не удалось, но монету покрал. Возвращаем ее с почтением, без нее твоя сокровищница не полна.

Кащей обменялся с котом кислым взглядом, по лицу пробежала судорога.

– Брось в кучу, – сказал он небрежно. – Невелик подарок, но что с вас, паршивых, взять.

Монетка звякнула в горе, улеглась со звоном. Буслай кинул неприязненный взгляд на костистую рожу, буркнул тихо:

– Знали б, кто тут сидит, захватили б девок красных.

Кащей поморщился, смерил злобным взглядом. Буслаю показалось, что кожу с лица содрало шлифовальным камнем, к тому же густо наперченным. Но известное женолюбие дивий не оспорил.

Кащей сдвинул брови, щеку Люта царапнуло, потекла горячая капля. Воин неверяще прикоснулся к щеке, и кончик пальца окрасился красным.

– Итак, воришки, – продолжил нелюдь сухо, – ваш подсыл не справился, решили лично явиться. Молодцы, не каждый Горыныча пройдет, хотя вы мне за него еще ответите – кожу сдеру!

Буслай зябко передернул плечами и сказал невольно:

– Мы ишшо пещерников прошли.

Ушкуй гортанно мяукнул, усы весело встопорщились, в хищных глазах вспыхнули искорки.