Птицеферма
Шрифт:
Свернула бы. А еще Филину, который все это допустил. Допускал, допускает — поощряет, в конце концов.
Пересмешник все понимает по моему лицу, отворачивается.
— В цивилизованном мире после этого тебя бы тоже сочли убийцей и посадили, — произношу тихо.
Я не должна радоваться смерти человека, даже Момота. Но радуюсь. И эти двойные стандарты сводят меня с ума.
— Мы не в цивилизованном мире, — отвечает Пересмешник. — А свою смерть Момот заслужил еще тогда, когда с наслаждением превращал твою спину в мясо, —
Ничего не отвечаю. Заканчиваю перевязку.
ГЛАВА 20
За работой в огороде прокручиваю в голове наш утренний разговор с Пересмешником. И только тогда понимаю, что, говоря: «В цивилизованном мире тебя сочли бы убийцей», — я почему-то напрочь забыла о том, что на Птицеферму невиновные не попадают. Значит, в своей голове я все же упорно отождествляю Пересмешника с Ником.
И, вполне вероятно, глубоко заблуждаюсь…
Как же разделить образы этих людей в своем восприятии?
Я и так чересчур разговорчива и откровенна с Пересмешником. Не хватало ещё сболтнуть что-нибудь лишнее.
Ко мне подходит Сова, со вздохом опускается рядом, садится на перекинутую через канаву клюку.
— Как он? — спрашивает без предисловий.
— Гораздо лучше, чем я могла вчера ожидать, — отвечаю, не поднимая головы. Никак не могу взять в толк, почему при почти полном отсутствии растительности на Пандоре на завезенном для огорода грунте так быстро растут сорняки. В то же время, посаженные нами овощи чахнут и вырастают от силы в половину своего положенного размера. Значит, дело не в почве. Тогда в чем? В климате? — Спасибо, — добавляю, помолчав.
Сова крякает.
— Я не за благодарностью пришла.
Наконец, поднимаю голову, встречаюсь с женщиной взглядом.
— И тем не менее. Спасибо, я твоя должница.
— Ты? — приподнимает поредевшие седые брови; морщит лоб, удивляясь. — Не Пересмешник?
— Я, — отвечаю твердо и возвращаюсь к работе.
Именно мне Сова дала вчера медикаменты. Мне и отдавать ей долги.
— Филин сказал, что навестит сегодня Пересмешника, — вздрагиваю. — Тихо-тихо. Его, не тебя. Вероятно, уже был в вашей комнате.
Меня сковывает от напряжения. А если Глава заподозрит то, что без современных лекарств не обошлось?
Лихорадочно вспоминаю, куда я спрятала бутыльки и тюбик с мазью. В шкаф, за боковую пластиковую панель. Как знала… Но насколько надежно это место, если Филину вздумается обыскивать комнату?
Да и вообще… Филин. В моей комнате. Без меня. Он ведь может как найти там что-то, по его мнению, компрометирующее, так и подложить. Нужно будет все проверить по возвращению…
— Спасибо, — говорю сдержанно.
Жаль, нельзя все бросить прямо сейчас и мчаться в барак. Нет, если Филин хотел нанести визит во время моего отсутствия, значит,
Сова некоторое время молчит, но не уходит. То ли отдыхает, то ли хочет сказать ещё что-то.
Второе.
— Ты изменилась, — произносит негромко.
Снова поднимаю голову. На огороде, кроме нас, Майна, Савка, Фифи и Рисовка. Никто из них не смотрит в нашу сторону.
— В каком смысле? — уточняю.
Сова не спешит с ответом, подбирает слова.
— Становишься осторожнее, — говорит, наконец. — Будто тебе появилось, что терять. Это любовь или… что-то другое?
Любовь? Мне с трудом удается не рассмеяться. Наша прагматичная Сова еще верит в светлые чувства? Здесь? Не уверена, что сама способна верить во что-то подобное.
Встаю в полный рост, распрямляю уставшую спину и отвожу влажные пряди волос со лба. Солнце постепенно клонится к закату, стоят жара и безветрие. Тишина. Мне не хватает пения птиц, жужжания насекомых. Откуда бы я ни была родом, там все это непременно было.
— Со стороны похоже, что я влюблена в Пересмешника? — спрашиваю на полном серьезе.
— Со стороны похоже, что вы влюблены друг в друга.
Усмехаюсь. Люди почему-то всегда уверены, что со стороны виднее.
— Значит, пусть так, — говорю.
Это едва ли не первый случай за время моего пребывания на Птицеферме, когда общественное мнение меня полностью устраивает. И да, Сова права: мне есть что терять. И это не Пересмешник, это моя собственная жизнь — я больше не готова умирать, пока не завершу задание, ради которого сунула голову в пекло.
Направляюсь к реке прямо с огорода.
Сегодня снова было очень жарко, и я пропотела насквозь — нужно ополоснуться.
Почему-то мне очень неловко возвращаться в комнату в таком виде. При житье с Пингвином такого не было. Должно быть, потому, что запах его собственного пота и немытого тела способен перебить все остальные запахи в радиусе ста метров.
Поддаюсь соблазну и доплываю до того самого места, где расположен люк. Выбираюсь на берег, осматриваюсь. Если не знать о тайном ходе, увидеть его случайно почти невозможно. Так что нам, можно сказать, повезло, что мы искали его не глазами, а наощупь.
А что если прийти сюда одной этой ночью? Пересмешник еще не готов к ночным вылазкам, но мне и не нужна компания. Теперь я знаю, где и кого ждать, и сумею остаться незамеченной. Нужно только позаимствовать у него фонарь — мало ли. Своим я так и не обзавелась.
Возвращаюсь в лагерь к самому ужину.
Начинает темнеть, становится прохладно. Еще буквально на прошлой неделе жара стояла круглыми сутками. Сейчас же ночи приходят холодные — ещё немного и наступит настоящая осень. А осень тут затяжная.