Птицы небесные. 1-2 части
Шрифт:
Безумные желания заставляют нас опережать даже тех, кто склоняет наши сердца на грех. Но тот, кто надеется не на себя, а на Бога, милосердной Его рукою исторгается из среды греха и приводится к свету Христову. У целомудрия есть один защитник — Христос, а у разврата — весь мир. И, тем не менее, сильнее целомудрия нет ничего, ибо с ним всегда рядом Господь, Который победил мир. Большинство людей стремится к земному знанию, уловляющему их призрачным мерцанием, опьяняющим легковерный ум. Но кто, Боже, будет стремиться к Твоей мудрости, очищающей и сердце и душу Божественным Твоим светом, проясняющей ум и преображающей его в духовный разум и спасение? Конечно возлюбившие целомудрие и те, кто старается его обрести.
МОНАСТЫРЬ
Пречудное видение, Господи, — дух человеческий, который Ты животворишь Духом Святым! До оживотворения его в неведении моем казался он слабым и любое дуновение искушений низвергало его на землю и повергало в страх и трепет… А ныне что вижу я? В этом духе человеческом вселенная — словно малая пылинка плывет в его безбрежности, а время теряется в нем, пойманное его безконечностью. Что же говорить о том, что все человечество едино в нем и не с кем мне сражаться и некого считать врагом и противником, кроме греха моего, внедряющего в меня страх и ужас перед несуществующей моей кончиной. Молюсь тебе единым сердцем всего человечества — оживотвори это заблудшее сердце всеобъемлющей Твоей любовью!
Боже, Ты привел меня, невежду, премудростью Твоей к Святой Церкви. Но душа, еще не омытая страданиями и покаянием от страстей невежества, пока не могла воспринять в полноте благодать Святого Причащения и не постигла всей глубины церковных служб. Прошу у Тебя прощения, Боже милостивый, что хотя я начал изредка причащаться, но все еще полагал, что благодатное тепло, возникающее внутри меня, грешного, есть действие того малого количества вина, которое вкушал я вместе с Телом Христовым. Не умел я тогда беречь Святое Таинство Причащения, не понимая, что после литургии лучше всего для души уединяться и пребывать с Тобою, Господи, чтобы Ты через Твое Причащение пребывал во мне неотлучно. Но вместо этого я стремился пребывать со своими друзьями, наслаждаясь неверной теплотой и радостью нашего общения, разговорами и шутками. Каюсь и прошу простить меня, Господи!
Таинство Исповеди я тоже не понимал во всей полноте, а спросить не позволяла гордыня, затемняя взор ума моего и побуждая видеть в священнике не истинного священнослужителя Твоего, Христе, а простого батюшку, который не вполне разбирается в жизни и, как мне тогда казалось, не может дать глубокого и вразумительного совета. И только Ты, Боже, Своим всепрощением постепенно изменил все темное во мне на ясный свет благодати Твоей, все неверное преобразил в сияющую истину Святой Церкви и ее Святых Таинств.
Тот небольшой дом на тихой зеленой улочке, который родители купили для меня и в котором одно время жили квартиранты, нам теперь очень пригодился. Мы с Виктором договорились поселиться в нем и больше не разлучаться, чтобы жить по установленным правилам, как в монастыре. Архитектор, обладая отменным художественным вкусом, сам покрасил детали дома, придумал интерьер двух комнат и кухни, и в комнатах стало красиво и уютно. Одну комнату мы сделали молитвенной, где разместили наши общие иконы, поставили столик для лампад и свечей, на пол положили коврики, чтобы делать поклоны и, сидя, молиться по четкам. Другую комнату сделали жилой, постелили недорогой ковер и курпачи на таджикский манер, купили таджикские одеяла, чтобы жить, молиться и спать на полу в совершенной простоте. Деньги и еда у нас были общие, а покупки совершали по общему совету.
Когда я еще работал на метеостанции, к нам приходил православный литовец Антон, неспешный, вдумчивый парень, добрый и покладистый. Он тоже хотел научиться молитвенной жизни, не собираясь связывать себя браком. Мы приняли его в свое маленькое братство и начали жить втроем. Киевлянин остался жить в своей квартире, в микрорайоне неподалеку, идя по жизни своим путем. За этот год прошли эпизодически в нашей жизни два эстонца — один играл в известном квартете классической музыки, который выступал в Душанбе,
Так как нужно было добывать какие-то средства на жизнь, Виктор предложил вместе с ним оформлять детские и взрослые художественные книги. В ответ на мое сомнение, смогу ли я ему чем-либо в этом помочь, мой друг успокоил меня, заверив, что найдет, чем мне заниматься. Такое сотрудничество с издательством не связывало нас по рукам и ногам и давало возможность молиться и ездить в горы. Я стал работать над шрифтами по эскизам Виктора и заниматься дополнительной оформительской работой, которой мне удавалось вносить посильную помощь в наше совместное предприятие. Так удивительно Господь связал юношеское увлечение рисованием с этим этапом моей жизни. Литовец устроился электриком в общежитие, а так как был от природы добродушным и смиренным человеком, то везде его с удовольствием брали на работу. Его особенно полюбил мой отец, так как на пенсии он тоже закончил курсы электрика, и они нашли друг в друге родственные души.
Нам с Виктором удалось оформить несколько детских и некоторое количество взрослых художественных книг о каких-то приключениях на границе. Все эти книги были на таджикском языке. За них издательство выплачивало нам гонорар. Из общих денег мы покупали продукты и одежду. И литовцу купили обувь, которая у него износилась. Но он сам купил себе черный кожаный пиджак и черные туфли, что придало ему очень импозантный вид. Так как наш друг не мог отлучаться с работы, он всегда с затаенной грустью провожал нас в горные походы. Его любимой поговоркой были слова: «литовец рисковать не любит», которые мы переиначили: «Антон рисковать не любит», но он добродушно посмеивался.
С неразлучным Виктором летом мы прошли многие перевалы на Дарвазе и заглянули в Мунинобадские фантастического вида ущелья, отроги хребта Хазрати-Шох с их поразительными каменными столбами, которые назывались Чильдухтарон, «Сорок девушек». В этом походе, выходя к Чильдухтарону и испытывая сильный голод, я соблазнился поесть неизвестных грибов, которые оказались ядовитыми. После грибного ужина пришлось всю ночь ползать к ручью и вызывать рвоту. Только к утру немного полегчало. Мой друг отделался плохим самочувствием. Случай с грибами научил нас быстро реагировать на отравление и немедленно промывать водой желудок. Это умение пригодилось нам очень скоро. На реке работала золотодобывающая драга, к которой мы вышли совсем изголодавшиеся, так как еда давно закончилась. Хотя вход на золотой прииск был запрещен, директор, узнав, что мы голодны, отправил нас в рабочую столовую. Повар притащил из кухни кастрюлю вермишели, вперемежку с черным медвежьим мясом ужасного вида и компот. Мы поели свой обед с содроганием, так как вкус медвежьего мяса вызывал отвращение. Но, чтобы не обижать повара, горячо поблагодарили его за обед и поспешили к ручью, где нас долго выворачивало наизнанку. Только спустившись с перевала в Товиль-Дору, мы смогли купить гречневой крупы и сварили похлебку из крапивы.
Всюду, где мы устраивали привалы, утро и вечер мы старались провести в молитве. Именно молитва делала эти походы для нас такими увлекательными.
Одной из удивительных по своему горному разнообразию оказалась поездка в Фанские горы с их невероятной красотой, запавшей в душу, — могучими вершинами и уединенными Алаудинскими озерами. По пути мы заночевали в небольшом высокогорном кишлаке, где обменяли русскую шаль на отличное зеравшанское мумие. К нашему походу присоединился дантист из Москвы, дальний знакомый Виктора, в общем то, неплохой парень. Случай с собакой, сторожившей дом охотника за мумие, заставил меня насторожиться. В вечернем сумраке, поднимаясь по невысокой лестнице в дом вслед за хозяином, я заметил под лавкой лежавшего пса. С полным доверием я протянул руку под лавку, намереваясь погладить дремлющую псину. С жутким ревом пес выпрыгнул из темноты, оказавшись мне по пояс. Клыки его пасти щелкнули у самого моего лица.