Пуансеттия

Перевод: Skalapendra

Сверка: helenaposad

Редактор: Amelie_Holman

Оформление:

Eva_Ber

*обложка предоставлена http://vk.com/shayla_black

Сочельник

Рим,

Италия

Магдалена сидела у окна своего кабинета, курила сигарету и держала на бедре антикварную конторку для письма из орехового дерева. Хотя она и не писала, как должна была. Письма копились в ящике последние несколько недель: приглашения, назначения, одно или два письма от одного старого друга... Сегодняшняя ночь идеальна, чтобы заняться корреспонденцией, так как Магдалена была одна, а дом закрыт. Одна специально, конечно же. Пресловутая и величественная сеньора Магдалена не спала в одиночестве, если только это не было ее выбором.

И это было ее выбором, напомнила она себе. Она могла обзавестись компанией, если бы захотела. Магдалена сказала ту же ложь своим девочкам, что говорила каждое Рождество: «Я не отмечаю Рождество и никогда не отмечала. Езжайте домой. Не хочу ничего делать, кроме как спать два дня подряд. Если увижу вас в доме раньше двадцать шестого, будете уволены».
– Затем она отсчитала по два миллиона лир каждой в качестве праздничного бонуса и прогнала их. Джованни и Алессандро, двум самым преданным любовникам, она сказала, чтобы они оставили ее одну, потому что Магдалена устала от них. Маленькая ложь, она любила их обоих, но когда один спит с мазохистом, второй, как правило, обязан быть жестоким. Доброта всегда исключение.

Ложь, ложь, все ложь. Правда в том, что Магдалена скучала по празднованию Рождества. Но она была хозяйкой борделя – печально известной в этом деле, если верить оскорбительным стихам, выцарапанным на стенах домов - и Мадам должна была оставаться равнодушной, быть объектом страха и уважения. Если ее девочки, лояльные к изъянам, узнают, что она проводит Рождество одна, ради того, чтобы они могли быть с друзьями или семьями, которые те оставили, они могли остаться с ней из-за жалости. Или, упаси Бог, умоляли бы поехать с ними в дом дедушки или бабушки, или мамы. Нет. Магдалена не могла допустить этого. Лучше просто проспать два дня, съесть в одиночестве рождественский ужин и разобрать корреспонденцию, которую она откладывала с самого сентября. Но она не врала - если одна из девушек появится между сегодняшним и двадцать шестым числом, Магдалена уволит ее.

Похоже, сегодня определенно кого-то уволят.

Или убьют.

Конечно, девушки знали, что лучше не возвращаться. Значит, шаги принадлежали злоумышленнику...

Магдалена тихо отставила в сторону конторку и потушила сигарету в пепельнице из черного дерева. Взяв в руку каминную кочергу, Магдалена не спеша прокралась по темному коридору из кабинета в кухню на цокольном этаже, где она услышала скрип половиц под, как она предположила, человеческими ступнями. Дом был старым, триста лет от роду, и он скрипел как старик, вылезающий из постели по утрам. Снаружи дом казался ничем иным, как старой обветшалой виллой - желтая штукатурка, облупившиеся зеленые деревянные ставни, сколотые

мраморные дверные откосы - внутри она перестроила его в нечто похожее на плод любви дворца и борделя. Но среди всех работ, которые она сделала внутри дома, Магдалена так и не починила скрипучий пол. Она рассматривала его в качестве охранной системы. Никто не мог сделать и шага в этом доме без ее ведома. И кто бы то ни был в доме, он сделал много шагов на ее кухне.

Его последних шагов.

Магдалена держалась левой стороны лестницы, потому что та была тихой. Ее сердце колотилось больше от волнения, чем от страха. Возможно, это и было волнение. Учитывая, что она этим торговала, вероятно, это была жажда крови.

Она зашла в кухню и увидела лишь сияние из открытого холодильника. Дверца заблокировала злоумышленника от ее взгляда. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, она занесла над головой кочергу.

– У вас тут целая корейка ягненка, - донесся голос из-за холодильника.
– Не думал, что вы едите баранину.

Магдалена зарычала и опустила кочергу.

– Я нет, но Антония учится готовить. И что здесь делаешь ты?
– потребовала она.
– Уже давно был отбой.

– Ем.

– Тебя не кормят в Григориане?

– То, чем нас кормят, нельзя называть едой. А то, как следовало бы назвать, не стоит упоминать в приличном обществе.

– Тогда хорошо, что ты со мной.

Ее злоумышленник закрыл дверь холодильника, и Магдалена включила свет на кухне. У него в руках была миска с остатками ее пасты а-ля Примавера, грозди зеленого винограда, свисающей между его пальцев, и ее последнее яблоко сорта аннурка, зажатое между зубами.

– Теперь я припоминаю, почему не хочу детей. Вы, мальчики, объедаете своих матерей, - сказала она, качая головой.

Он сел на лавку возле ее кухонного стола из грубой древесины, громко откусил от яблока, проглотил и поставил его рядом с миской. Половина яблока уже была съедена. Он откусил до самой сердцевины.

– Ты парень или волк?
– спросила она.

– У вас есть вилка?

– А, может, сразу лопату?
– Она скрестила руки на груди. Магдалена не ждала гостей, поэтому была в одних ее любимых черных трусиках и черном шелковом халате, который вряд ли можно назвать нарядом для такой компании. Не то, чтобы ее «гость» интересовался ее нарядом. Его глаза были сосредоточены на еде.

– Вилка сойдет.

Вздохнув, Магдалена открыла шкафчик, взяла вилку и протянула ему. Он потянулся через стол, чтобы взять ее, но женщина убрала руку в последнюю секунду.

– Дразните, - сказал он.

– Скажи «пожалуйста».

– Почему вы так грубы со мной?

– Кто-то же должен.

– Я не заслужил этого, - Маркус невинно посмотрел на нее. Она ни на секунду не купилась.

Она улыбнулась и тихо прошептала:

– Мы оба знаем, ты это заслужил.

Подумав, он решил не спорить.

– Пожалуйста, - сказал он.

– Хорошо, Бамби.
– Она отдала ему вилку.

Он посмотрел на нее таким взглядом, который мог напугать кого угодно на планете, кого угодно, кроме нее.

– Ты милый, когда кровожадный, - сказала она.

– Почему вы продолжаете называть меня Бамби?- спросил он.

Магдалена потянулась через стол и потрепала его за щеку.

– Потому что ты мой маленький священничек, Бамбино. И ты не позволяешь мне называть тебя Маркус, значит, будет Бамби.