Пуанта
Шрифт:
— Нет, просто думал…ну…что вы ненавидите друг друга.
— Что за бред? — усмехаюсь, дергая головой, — С чего ты взял?
— Ли сказала.
— Ли — дура. Она наши отношения никогда не понимала, но на самом деле…Элай…он мой абсолютный.
— Что это означает?
— Что он понимает меня абсолютно, Макс. Это невозможно объяснить, просто…между нами очень прочная связь. Как я могу с ним не ладить, если он — и есть я? Отдыхай пока, вспоминай, а я его найду. Нам предстоит работа, дорогой…
Поднимаюсь с его кровати и уже иду к двери, но у самого
— Мел?
— М?
— Я люблю тебя.
Я слегка улыбаюсь и киваю.
— И я люблю тебя, Александровский. Вспоминай имена. Чем больше сможешь вспомнить — тем лучше. Нам нужно больше вводных.
Глава 20. Пуанта vol2
Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике.
«Искусство войны» — Сунь-цзы
Амелия; 23
Три угла — это треугольник. Вот мы тут стоим как раз. Один — Макс, второй — я, третий — Ксения и ее пистолет. Хотя. Стоп. Нет здесь никакого треугольника. Есть только я, мой мужчина против психопатки, которая испортила ему жизнь. И да, я так искренне считаю, особенно после всего того, что о ней узнала.
Ксения Малиновская — манипулятор до мозга костей. Она самая настоящая психопатка, и нет, увы, это не в пылу брошенное оскорбление, а задокументированный факт. Ну как? Нет никаких справок и пометок — богатые такое в своих личных делах не отмечают, но из Лондона ее убрали из-за того, что она убила свою подругу. Это выяснил Маркус, когда залез в компьютер к декану и нашел переписку столетней давности с ее проклятым папашей.
Короче говоря, если кто-то смотрел «Дитя тьмы», она — Эстер или Лина, как она там себя называла? Плевать. То фильм, а это жизнь. Психопатка собственной персоной прямо перед нами, разыгрывает очередную комедию, слезы льет. И черт, они ведь выглядят, как настоящие. У Макса не было ни единого шанса противостоять, особенно, если к тебе вот такая вот персона присосется в самом детстве.
— А ну-ка…опустила свой пистолет, — шепчет тихо Элай, который появляется из туалета прямо за ее спиной, — Медленно.
Слезы высыхают, как по щелчку пальцев. Нет, милая, тебе здесь никто не верит — Макс только. Он ведь видит в тебе своего друга, он действительно в это верит, потому что помнит тебя именно так. Как своего друга. Чертова ты сука.
— Это ты толкнула его… — тихо говорю, выступая вперед, — Ты сделала из него того, кем он стыдится быть.
— Он — идеальный… — также тихо, блаженно почти шепчет Ксения, глядя Максу в глаза, — Ты все еще этого не понял, Макс? Твои демоны прекрасны. Только я так буду считать всегда, она не поймет. И никто не поймет.
— Она по итогу понимает меня гораздо лучше тебя.
— Бреднями про семью? Брось, — фыркает Малиновская, — Семья, дом, твои спиногрызы…Сказать, как быстро тебе это наскучит?
— Никогда.
— Никогда не говори никогда. Эти рамки тебя задавят. Ты не сможешь дышать уже через полгода, а потом будешь сбегать к своим секретаршам или моделям…плевать.
Макс молчит, но вступаюсь я.
— Ты его не знаешь.
— Ой ли? — усмехается в ответ она, — Я его как раз отлично знаю, милая. Ты — это Мария, Амелия. Такая же истеричная, взрывная, и ты также, как она не понимаешь: нет в моногамии ничего, кроме скуки. И в твоей обыденности, которую ты ему пытаешься навязать — ничего нет. Макса нужно кормить. Его всегда нужно будет кормить, а тебе просто нечем.
Я смотрю на Элая, который сразу понимает — надо уводить. Все, наговорились, смысла в этом во всем и нет как будто. Я просто хотела кое что проверить, а не наблюдать последние попытки кобры ужалить — хватит. Я поворачиваюсь к Максу, но сама смотрю в пол, и тихо ставлю точку. Ксению мы решили не убивать. Не знаю? Бред ли? Может и стоило? Но с другой стороны…мы — не она. Малиновская до конца своих дней будет жить в психбольнице под строжайшим наблюдением, а все, кто ей помогал, уже не угрожают. Помогали, кстати, все члены клуба. Снова. Как я и думала, она использовала старые тайны, чтобы управлять ими. И снова. Это логично, если вы такой же больной ублюдок, напрочь лишенный чувств.
— Ты не умрешь, а будешь жить в закрытой психиатрической лечебнице до конца своих дней, Ксения Антоновна.
— Он просто не сможет меня убить, — усмехается вдруг она, на что я глаза подкатываю.
— Не в этом дело, просто ты действительно больна и тебе нужна помощь.
— Помощь сейчас нужна будет тебе!
Одним, ловким и внезапным движением, чертова кобра выворачивается и несется на меня с ножом. Откуда взяла? Без понятия. Но этого не ожидал никто. Точнее как? Ожидали, конечно, просто смысла в этом жалком, глупом акте не было, поэтому на такой исход никто не ставил. Забыли просто, что самые опасные хищники — это загнанные в угол.
Я уже собираюсь отпрыгнуть в сторону, вижу скальпель, надо его схватить по-хорошему, чтобы защититься, но в этом нет нужды. Дальше звучат сразу пять выстрелов, которые сваливают ее с ног. Вот как должна была закончится эта история, я знаю, просто…не хотела этого. Я правда не хотела, Макс считал ее своей подругой, и заставлять его убивать женщину, с которой он прожил столько лет? Но, кажется, он вообще не жалеет. Смотрит холодно, бесстрастно, а потом переводит взгляд на меня, и я читаю в нем всего три слова:
— Я тебя люблю.
Элай тяжело дышит, уставился на тело когда-то, да ладно и сейчас тоже, красивой женщины, потом в палату врываются люди. Их много — у нас же большие семьи, и каждый был здесь. Сидел. Ждал.
Но мне плевать. Я смотрю только на него, потом подхожу и сжимаю его руку.
— Все кончено, — тихо говорит Макс, глядя мне в глаза, — Ты теперь в безопасности. И мой сын тоже.
— И ты.
— Да…и я. Спасибо, что давала знать.
Каждый раз, сжимая его руку, я говорила: все нормально, я тебя люблю. Так мы договорились. И сейчас я сжимаю ее еще сильнее, не смотря на то, что все уже кончено.