Пуанта
Шрифт:
— Хочешь настроить меня против мужа? Не выйдет. Я знаю его абсолютно полностью и доверяю ему также абсолютно.
Ксения начинает смеяться. Закинув голову назад, также откинув свои длинные, красивые волосы. Я стараюсь не реагировать — провокация, вещь такая. Не достигнет цели, не получит результата.
— Ты? Знаешь его? Нет. Вот я его знаю. Тебя же он боится, поэтому никогда не признается во всем, что делал в своей жизни. Макс понимает, что только я приму его любым, со всей его грязью, со всеми его плохими, неправильными мыслями. На
— Это не так.
— Что ты тогда теряешь? Или боишься разочарований?
Пару мгновений медлю, смотрю на Макса, а потом сжимаю его руку и киваю.
— Не боюсь. Начинай.
Теперь медлит Ксения, видимо решает с чего начать, прикладывая дуло к голове. Прикрывает глаза…ага, нащупала, улыбается ведь..
— Мы познакомились, когда нам было по тринадцать лет.
— Тебе перевели из Лондона, я знаю.
— Да, но не то чтобы перевели…Скорее попросили отца меня забрать.
— Почему?
— Я была слишком умной, и это их пугало.
Нарциссизм — прекрасно. Не отвечаю, она хоть и ждет реакции — я по-прежнему ее не даю, киваю.
— Продолжай.
Ксению такой расклад злит, и это только подтверждает мои мысли, но она, как я, отлично себя контролирует — улыбается шире.
— Когда я впервые увидела его, сразу знала — он будет моим. Ты должна понимать, это не вопрос выбора. Макс — идеальный. Он даже в том возрасте и со всеми его глупостями был таким. Его взгляд, его лицо, его поведение…
— Я понимаю.
Пару раз кивает.
— Но он был всего лишь неограненным алмазом, а это меня не устраивало.
— И что же ты сделала, чтобы его огранить?
— Подтолкнула его к правильному решению. Знаешь, у нас школа была совершенно другая, не такая, как у всех обычных людей. В ней учились только самые привилегированные члены общества, скажем так, только лучшее. Но даже в наши ряды нет, нет, а залетали пылинки вроде тебя.
— И одну из таких пылинок ты покалечила?
— Нет… — усмехается снисходительно, — Такие пылинки для нас, как для людей высшего сорта, все равно что бриллианты. С вами же делать можно, что угодно. Вы, как наши рабы. Хочешь — трахай, хочешь — бей. И тебе за это ничего не будет, потому что нет у вас никаких рычагов воздействия.
Холодею, сжимая руку Макса сильнее, но внешне держусь особняком. Ксения поджимает губы и делает одну глубокую затяжку, перед тем, как продолжить.
— Был у нас клуб такой…по интересам, скажем так. Макс с детства пользовался дикой популярностью у девушек, и снова: в этом нет ничего удивительного. Он же не просто красивый, сама понимаешь, он умный, веселый, обаятельный…Но вот в чем проблема…нерешительный. Он никогда не участвовал ни в одном соревновании клуба, а его членом только числился.
— Что за соревнования?
— Разные…Ради примера: в одном семестре десять парней соревновались в количестве нежных цветков, которые они смогут собрать. Кто больше — тот выиграл.
— Лишали девственности…
—
— Макс в этом не участвовал.
— Ты права, никогда. Но не потому что он считал, что это плохо, Амелия. Потому что ему было мерзко касаться жалкой челяди. Он считал, что это выше его достоинства, я это понимала и не настаивала, но дала понять: Макс, есть и другие соревнования. Например…по развращению.
Снова сжимаю руку Макса, а сама проглатываю вязкую слюну, но молчу — мне сложно чем-то это отбить, потому что я на своем опыте знаю, что это правда. Глаза Ксении тем временем вспыхивают, а губы усмехаются…
— Он был в этом великолепен. Истинный Макс. От него уходили настолько…грязными, насколько ни одна шлюха с трассы никогда не станет. Он — король открытий. Ты понимаешь, что это значит. На своем опыте ощутила то, как он умело манипулирует, да? Так, что ты думаешь — это твоя идея. Такой у него дар. Заставлять думать, что то, что он хочет — твоя идея. Вот, например, ты. Когда ты сделала ему минет в первый раз, как это было?
— Я не стану отвечать на этот вопрос.
— На самом деле нужды в этом нет, я все итак видела.
Слегка краснею, а сама буквально вцепляюсь в Макса, что Ксения смакует. Она видит, какую реакцию получает, и она доставляет ей удовольствие, которое никто скрывать не собирается. Улыбка ведь и не думает сходить с ее пухлых губ.
— Ты до сих пор думаешь, что это было твое желание? Не его?
— Я знаю это.
— В тебе говорят чувства, малышка. Ты его любишь. Но ты ли решила это? Или он? Уже нет такой сто процентно железной уверенности…
Опускаю в пол глаза, а она вдруг подается вперед и шепчет.
— Помню, когда вы только познакомились, он говорил со мной о тебе. И я, как будто это было вчера, помню, что он тогда сказал. «Это будет проще, чем я думал». А потом мы занялись любовью.
Снова сжимаю руку Макса, но гордо поднимаю глаза и расправляю плечи, чтобы ее поправить.
— Вы трахнулись.
— О нет, милая, мы никогда не трахались. Между нами с Максом особая, сильная связь. Это любовь. Когда принимаешь на сто процентов все, что есть в голове, и все наши романы на стороне — меркнут по сравнению с такой любовью.
Опа. Это уже интересно.
— То есть ты ему изменяла?
— Мы оба знаем, что моногамия — это выдумки социума. Мужчина не создан быть верным одной женщине, так просто не работает. Я к этому отношусь спокойно, и так как я за равноправие, тоже имела право на интрижки. Он о них знал. О каждом. Я никогда и ничего от него не скрывала.
— И много у тебя их было?
— Много.
— Тогда почему ты столкнула с лестницы ту девчонку?
— Потому что она думала, что может занять мое место. Макс увлекся ей, она была вся такая светлая и ангельская, и он думал, что она ему подходит. Черта с два! Она — никогда бы не поняла его и предала бы при первой же возможности. Я это просто доказала.