Публичное одиночество

Михалков Никита Сергеевич

Так деньги же появились.

Появились.

Я думаю, что историческое, костюмное кино – оно на подходе, оно здесь, оно рядом. И литературное повествование, особенно когда оно помножается на современные технологии, все равно будет пользоваться успехом.

Это может быть наивно, но это правда.

Понятно, что компьютерная графика в среднем американском блокба-стере на две головы выше. Но все равно – ощущение, что это сделали мы, мы сумели!

Есть замечательная история про человека, который, когда вышли первые деньги – сто рублей – в шестидесятые годы, он так обалдел, что это одна бумажка, что решил сделать ее сам. Он мешал там какой-то навоз с чем-то, в полнолуние собирал. Ну такой Кулибин, он в деревне жил. И он сделал триста – три сторублевые бумажки. Проверить негде, поехал на станцию.

Дал буфетчице сто рублей – она дала ему бутылку водки и сдачу. Ну он подошел к каким-то мужикам на станции, выпили. Он пошел во второй раз, она опять разменяла. После третьей бутылки он заплакал: ну я же сам их сделал!.. Ему дали всего три года условно, потому что он сам признался. Но вот это ощущение, что он сделал не для того, чтобы зарабатывать, а потому что сам, своими руками – это очень сильное креативное чувство.

И тут то же самое.

Мы сами сделали эту компьютерную графику! Ну пусть кривовато маленько. Я помню, как восхищались, когда Лебедев сделал картину «Звезда». Там летят самолеты и не крутится ни один пропеллер. Но все равно, хрен с ним, пусть не крутится.

Ну, блокбастеры ладно, тут все будет хорошо. А как быть с нормальным, маленьким, человеческим кино, какое Вы сами делали, например, в семидесятые годы? Его же нет.

В одной рукописи двенадцатого века было написано, что что-то не получилось, потому что делали «с тяжким звероподобным рвением». Понимаете, мы все так делаем. Когда решили бороться с алкоголизмом, вырубили все виноградники. Разрешили пить – стали квасить круглые сутки. Двинулись в сторону блокбастеров – хотим теперь делать только большие картины. Да я сам испытываю абсолютно такие же ощущения. Потому что после «Сибирского цирюльника» я отравлен возможностями, которые появляются, и это серьезное отравление. Когда ты можешь позвать пять тысяч человек массовки, когда можешь пошить им костюмы. Недальновидные и не знающие творчества люди считают, что раз у него был такой бюджет – сколько же он спер! Не понимая, что я никогда не имел шесть камер на площадке. Я никогда не мог накормить артистов и массовку горячей едой. Я никогда не мог иметь на площадке вагончики, где артист мог бы помыться, в туалет сходить. Всю жизнь в холодных автобусах, с маминым бутербродом, и вдруг такие возможности. Конечно, можно было чего-то намухлевать, но я хотел увидеть результат, как тот фальшивомонетчик. Интересно такое кино снимать, мы еще этим не насытились. Сейчас мы торопимся за ними, за американцами, а американцам хочется поснимать такое кино, какое мы снимали. Такое совсем интимное, психологическое, тонкое, с деталями, с движением внутренним. Как «Красота по-американски», допустим. История очень точная, очень терпкая, хотя и все равно на крови замешена.

Но вот, пожалуйста, я три дня назад видел такую картину – Алексея Учителя.

А, вот эта новая, «Космос как предчувствие»?

Да, замечательное кино.

«Прогулка». Она – оттуда. Вроде как «Я шагаю по Москве», тоже с отсутствием сюжета, и в то же время абсолютно современная, молодая картина. И опять про внутренние, интимные, тонкие отношения. Я думаю, что это не умерло.

Другой разговор, что сегодня нам говорят продюсеры или те, у кого мы ищем деньги: а чего смотреть-то будут?.. Но пройдет какое-то время, и это будут смотреть. Вот я думаю, Учителя в принципе смотреть будут. Равно как и, скажем, «72 метра». Можно по-разному к ней относиться, но там, во-первых, есть человеческая история, и во-вторых, вся эта подводная лодка выстроена в павильоне «Мосфильма». Ребята, этого никогда не было! То есть, в общем, я думаю, что все движется, как слоеный пирог.

Ну так, а кто все-таки «Пять вечеров» снимет?

На Высших режиссерских курсах есть молодые люди – очень серьезные, понимающие и знающие и интересующиеся тем, о чем вы сейчас говорите.

Другой разговор, хотим мы этого или не хотим. Эти ощущения, эти мысли, эти желания рождаются из большой национальной литературы. Где искать психологизм, как не у Достоевского, Толстого, Бунина?

А в последние десять лет интернетизирование нашей жизни, клиповое мышление, огромные скорости, доступность информации, отсутствие времени услышать, как листаются странички – потому что мышкой можно найти дайджест, про что «Анна Каренина», – все это вымывает и вышибает почву из-под ног тех, кто мог бы это делать.

Потому что то, о чем

вы говорите, оно требует времени. Времени, покоя, репетиций, нахождения деталей. Один взгляд, одна деталь может рассказать больше, чем четыре страницы текста… Но – нужно время.

Я думаю, сейчас они наиграются своими «антикиллерами», своими возможностями, и все пройдет. Потому что вот, например, Егор Кончаловский – человек читавший и учившийся. Ну раз, два, три – все, доказал, умеешь – замечательно, а теперь давай подумаем, а что у тебя внутри? Он же, по-моему, собирался делать «Палату номер шесть», что-то в этом роде.

Он между тем «Побег» снял.

Да, я знаю. Я еще не видел картину, сегодня премьера. Но это не то…

Хотя мне кажется, что Женю Миронова просто «пиф-паф» мало интересует. Как он играет у Учителя! А сценарий Миндадзе – просто первоклассный!..

К сожалению, я не могу хвалить своих коллег, потому что, как только я их похвалю, их тут же начинают обсирать в прессе. Я услугу такую сделал Учителю: мне так понравилась картина «Прогулка», я так ее хвалил, что ее тут же опустили.

Поэтому я сейчас так заткнулся и…

Может, обругать, наоборот?

Да, так я и сказал Учителю и Миндадзе: «Ребята, давайте я буду ругать, и тогда будут хвалить в прессе». (II, 47)

(2007)

Развитие кинематографа в России напоминает Аляску времен золотой лихорадки. Например, десять лет назад бокс-офис со всеми русскими фильмами, которые были сняты тогда, составлял восемь миллионов долларов. Сегодня это почти миллиард. Когда выпускали «Сибирского цирюльника» – было только тридцать шесть кинотеатров с Dolby Stereo Surround. Сейчас почти полторы тысячи. То есть развитие кинематографа – это, в первую очередь, привлечение денег, на которые можно строить.

Когда выпустили «Сибирского цирюльника» – открылось окно в Европу, в мир, а нам вставили канализационную трубу и слили туда все, что они не потребляют. Потом люди разобрались. Но на этом уже сделали гигантские, немереные деньги. И мы пришли с «Цирюльником» в момент невероятной жажды: он был на русском языке, про русских людей.

Я для себя придумал одну формулу: я не хочу быть понятным, я хочу быть понятым. Быть понятным – это опуститься до уровня continental breakfast. В любой стране, когда ты просыпаешься с похмелья (в Токио или в Амстердаме), он везде одинаковый. А я хочу здесь есть пельмени, а в Токио есть суши. Пока зритель сам не скажет: хочу родную речь, хочу без перевода, хочу про себя. А мы: «Бандитский Петербург», менты – куча крови. Зритель говорит: больше не хочу. Хочу чего-то человеческого, хочу понять. Бац – и невероятным успехом пользуется картина «Остров». Десять лет назад – какой «Остров»? Им нужен был «Рэмбо». И это, опять же, естественный процесс.

Нужно понять, что на таких просторах, на таком масштабе любой резкий поворот – это разрушение, сразу гибель. Поэтому развитие требует самого главного – приверженности корневой системе. Традиции – это не значит патриархальная старость, пенсионное бормотание. Уверяю вас, можно снимать кино про витязя в тигровой шкуре – это будет современнейшая картина. Голливуд – это движение в технологиях, которое будет отражать так или иначе то, что нас с вами волнует. Например, фильм «Волкодав». Я говорил Лебедеву Коле, режиссеру: «Те же деньги, те же технологии – «Тарас Бульба» или «Илья Муромец», уверяю тебя. Лом будет… Лом!»

Мы хотим заполнить сейчас ту нишу, которая у нас вытравлена. (XI, 3)

(2007)

Интервьюер: А Вы что, сегодня обедать не будете?

Нет, душа моя. Я на съемках не ем, иначе теряю энергию. А я должен быть голодный и злой.

Из-за чего тогда приходится нервничать?

Ну, а как относиться к тому, что берешь, скажем, оружие с «Мосфильма» со стопроцентной предоплатой, и ни один автомат не работает! Ни один. Мы говорим: давайте мы отремонтируем. Отвечают – да незачем! Идет спекуляция на дефиците. Нужна машина 1941 года, а она не ходит. Поразительное отсутствие уважения к труду тех, кто эти машины делал. Говорят, это же старая техника. Ё-моё! Она же тебя теперь кормит, поставь новый двигатель, отремонтируй, сделай так, чтобы все работало. Куда там! И в остальном все то же самое.