Пуговица, или серебряные часы с ключиком
Шрифт:
— Ты через окно в пекарню влез, да? — спросил мальчишка, у которого были разрезаны ботинки. — Ну скажи, как ты это сделал, чего тебе стоит!
— Отвяжись! — накинулся на него Генрих.
Он бежал рядом с Сабиной и на бегу говорил:
— Сабина, мне тебя спросить одну вещь надо. Сабина…
Сделав вид, что ничего не слышит, девочка побежала к большой иве, где прятался Петрус.
И снова Генрих сидит один под навесом. Немного пахнет козами. «Но ты ж хороший, — думает он. — На самом
Никак он не может понять, почему девочка не побежала с ним. Ему это причиняет боль, и, чтобы избавиться от этой боли, он старается поглубже дышать.
Лягушки квакают. Небо уже усыпано звездами. Изредка падает какая-нибудь звезда, косо устремляясь к земле. Генрих сидит и думает: «Ты сегодня украл. Украл буханку кучерского хлеба. Неужели ты правда украл?»
Домой он побежал тропинками позади садов — никто так и не видел, как он ушел.
В бургомистерской еще горел свет. Отсюда, с улицы, было видно, как Комарек рылся в списках. Вот послюнявил карандаш и что-то записал.
Старый Комарек заглянул в шкаф. Возвращаясь к столу, он вдруг остановился. Вернулся к шкафу, пересчитал буханки.
Он не сразу подумал о том, что это Генрих мог взять хлеб. Миновала полночь, а мальчонка все еще не возвращался. «Может быть, это без меня кто-нибудь из кучеров заходил, — подумал Комарек, — и Генрих выдал ему хлеб? Наверное, так оно и было».
Прошел еще час.
Комарек вышел на улицу. Обогнул дом. Остановился у ворот сарая, где они держали лошадь. Орлик лежал на соломе. Рядом сидел мальчонка, положив ему руку на шею. Он так и заснул, сидя здесь.
Комарек подумал: «Этого так оставлять нельзя! И пусть это только один хлеб — оставлять этого так нельзя! Ты обязан его воспитывать. Надо поговорить с ним об этой краже и прежде всего… Но надо так поговорить, чтобы не ранить его душу…»
Тяжело было старому Комареку смотреть на страдающего мальчика. Он ведь так ничего и не сказал.
— Вы опять звезды наблюдали?
Генрих кивнул.
Они устроились на ночь, и Комарек спросил:
— Тебе не по себе, Генрих?
— Нет, ничего.
— Голова у тебя горячая и руки… Тебе не по себе? Скажи.
— Да нет, ничего.
«Вдруг заболеет, — подумал старик. — Только бы не заболел!»
— Вы только Юпитер наблюдали или и другие звезды?
— Юпитер.
— А ты рассказал ребятишкам, какой он большой?
Мальчик молчал.
«И для чего ему хлеб нужен был? Сам-то он его не ел!»— думал старик.
— Завтра я тебе покажу другие звезды, — сказал Комарек. — Ты знаешь, где Алькор находится?
— Нет, про Алькор я ничего не знаю.
— Это звезда малой величины. Но у тебя глаза хорошие, и ты его сразу различишь.
«Если
Старый Комарек совсем не знал, как обращаться с мальчиком, не знал, как его воспитывать. Быть может, он слишком любил говорить с ним о звездах и далеких галактиках? Потому он вдруг и заговорил об Алькоре. Когда-то это была любимая звезда Комарека. Правда, тогда ему было столько лет, сколько мальчонке сейчас. «Может быть, это оттого, что ты уже лет тридцать не видишь этой звезды — такое у тебя стало зрение? Алькор видят ведь только молодые люди. Старики ее не видят».
Вот они и говорили о звездах. Мальчик сказал, что он теперь точно знает, где надо искать Алькор.
— А ты объяснил им, что за Млечным Путем есть еще и другие галактики?
— Объяснил.
— Им понравилось наблюдать за звездами?
— Понравилось.
— Понимаешь, интересно ведь не просто смотреть на звезды, интересно знать, какие они, из чего состоят, велики ли или малы. А галактики!
— И про галактики мы говорили.
Позднее Комарек сказал:
— Когда ты им рассказываешь про звезды, как ты им говоришь: вон те пять звезд — это созвездие Кассиопеи? Или как ты говоришь?
— Я всегда с Полярной звезды начинаю, дедушка Комарек. Вон там Большая Медведица, а если провести прямую линию, то вон там будет Полярная звезда. Она на кончике ковша Малой Медведицы. Так я объясняю. А вон то «W» — это Кассиопея.
— Очень ты наглядно объясняешь, — сказал Комарек, хорошо представляя себе, как мальчонка рассказывает детям о звездах. — А всем интересно и они просят рассказать еще?
— Они все хотят знать еще и еще. Но я им говорю: теперь давайте играть. Потом я вам расскажу, что там, за Млечным Путем. А теперь — играть!
— Если они хотят знать больше, ты им рассказывай.
— Они скоро забывают. Им надо побегать, поиграть.
Оба помолчали.
— Ты, стало быть, у них вроде бы главный?
Генрих не ответил, и Комарек счел это за подтверждение своих мыслей.
— Но ты чувствуешь, что они хорошо к тебе относятся?
— Хорошо относятся.
— Не надо только хвастать. Не надо поучать их, понимаешь?
— Я совсем не хвастаю. Я и не знаю, почему так, но все равно все дети… — Он внезапно замолчал и вдруг выпалил: — Дедушка Комарек, я хлеб украл.
Генрих слышал, как Комарек дышит, слышал, как за домами квакают лягушки.
— Я хлеб украл, дедушка Комарек.
Старый Комарек достал платок, высморкался.
— Нам с тобой пора спать, Генрих.
— Это я кучерской хлеб украл, дедушка Комарек.