Пуговицы
Шрифт:
— Не. Я бы писал не так. Тут никакой конкретики. Что за резкое движение? Не понятно. Дебил какой-то писал. Ты знаешь, о чём это?
— Мне кажется, о Наде. Чтобы я прекратила выяснять насчёт неё. Поэтому и подумала на тебя.
— А ты продолжаешь выяснять? Я думал, уже накатала на меня заяву в полицию, и дело с концом.
— Если бы ты мне сразу всё честно рассказал, у тебя не было бы причин так думать.
— Если бы ты не связалась со своим красавцем, я бы может и рассказал.
— Нет. Ты мне сразу не рассказал. И обманывал ещё потом. А мы
— Знаешь, как на меня сейчас в школе все смотрят? Как на чудака, которого баба бортанула. А мы с тобой были друзьями…
— Можешь говорить всем, что это ты меня бросил. Мне без разницы.
— Спасибо за совет. Я уже.
— Не сомневалась, что сам справишься… Так что насчёт угрозы?
— Клянусь, это не я. Но что-то мне подсказывает, что ты уже всех допекла. Тебе скоро сама Надя из могилы будет строчить сообщения, чтобы ты отвалила, — проворчал он. — Надумаешь помириться, заходи. Сестра новое барахло притащила. Кучу свитеров с оленями и ботинки зимние. Тебе вроде нужны были.
— Нужны.
— Завтра после школы?
— Нет. Завтра не получится.
— Всё с тобой ясно. Предательница.
Я и не подозревала, что Бэзил примет мои отношения с Томашем настолько близко к сердцу. Хотя стоило предположить. Бэзил был собственником, и пускай ему безразлично, с кем я целуюсь, факт того, что мы перестали проводить время вместе, определённо не давал покоя.
— Вась, а помнишь, как я тебя от собаки спасла? А как с Тамарой договорилась, чтобы она твоему тренеру не звонила и тебя с игры не сняли? И как за тебя общагу в восьмом сдавала? И в травмпункт водила? Как месяц развлекала, когда ты со свинкой валялся? И твоим подружкам за тебя писала? Я что, была плохим другом? Только честно.
— Хорошим, — нехотя признал Бэзил.
— Тогда зачем ты так говоришь? То, что тебе не нравится Томаш, вовсе не значит, что мне он не должен нравится. Это глупая ревность, честное слово. Я не знаю, как долго продлятся наши отношения, может, закончатся через неделю, а может, никогда. Но мы с тобой всегда были друзьями и останемся ими, с Томашем или без. Уж кто-кто, а ты должен это понимать.
— Ладно, — примирительно отозвался он. — Если тебе ещё будут угрожать, дай знать. Попробую разобраться с этим.
— Как?
— Пока не знаю. Но подумаю. И ты тоже подумай. Что вообще на кону? Ради чего?
— Сложно сказать, но, получается, что если кому-то не нравится то, что я в этом копаюсь, значит, я что-то уже накопала?
— А если речь идёт о чём-то другом? Может, ты очередной училке Томаша дорожку перешла?
— Это не смешная шутка.
— А я и не шучу.
Весь оставшийся вечер, уже засыпая, я строила различные предположения и прикидывала варианты. Один глупее другого.
А когда уже начала проваливаться в сон и мозг поплыл по течению путающихся мыслей, перед глазами неосознанно вдруг возникла фотография Надиной семьи, на которой я остановилась, получив таинственное сообщение. Эта картинка и последующая за ней мысль заставили резко проснуться и вытащить из-под подушки
Открыв фото, я смотрела на него и смотрела, не в силах поверить, что не заметила этого раньше. Надина мама была беременна.
Глава 20
На Томаше была новая тёплая куртка. Комбинированная: с чёрными плечами, капюшоном и рукавами, а спина и живот — тёмно-зелёного цвета. Стильная, крутецкая куртка.
Шёл мелкий моросящий снегодождь и дул пронизывающий, зимний ветер.
Вместо приветствия он недоумённо покачал головой:
— Ты нарочно так одеваешься, чтобы дрожать постоянно?
— Нарочно, чтобы ты меня грел.
Я нырнула ему под руку.
— Всё утро сегодня потратил, чтобы заставить Дашу надеть шапку.
— А сам без шапки.
— Если я заболею, то и сам буду себя лечить, а с ней придётся сидеть. Мы ведь и врача толком вызвать не можем. А насчёт справок приходится нашей псевдо-маме звонить. Она через знакомых достает.
— А меня Яга никогда дома не оставляла. Говорила, что организм должен бороться. Один раз только с ангиной, но тогда пришлось даже скорую вызывать, потому что организм плохо боролся, и я чуть не сдохла. Зато за шапку не ругала. У неё поговорка такая была, что ноги должны быть в тепле, а голова в холоде.
Под рукой Томаша было мягко и уютно. Я под ней, наверное, могла бы зимовать, как в берлоге. Заснуть и не просыпаться до самой весны, зная, что, пока сплю, за мной есть кому присмотреть. Мне так хотелось ему доверять. Хотелось любить, и чтобы он меня любил. И чтобы больше никаких тёмных историй, никакой школы и лишних, напрягающих людей. Чтобы просто было всё спокойно и хорошо. По-обыкновенному хорошо. Я уже жалела, что решила ехать в эти «Пуговицы». Но с ним не имело значения, куда ехать.
Вчерашний обыск Надиной квартиры, угроза, разговор с Бэзилом, новая загадка, связанная с фотографией… Я как следует подумала о том, что говорил Бэзил. Всё, что мне нужно было знать, я уже узнала: Томашу я нравилась с самого начала, Надя попросту ревновала, а Яга намеревалась её проучить. Всё. Остальное меня не касалось и лезть в это не стоило.
Всю дорогу он обнимал, время от времени приглаживал мне волосы, целовал и рассказывал о своём деде, который был актером-комиком, снимался в советских фильмах и смешил всех до самой смерти.
Люди с интересом разглядывали нас, должно быть, мы им нравились. Я сама иногда с умилением наблюдала за симпатичными парами. Смотришь со стороны и думаешь, как здорово, что они такие хорошие, счастливые и увлечённые друг другом. Сегодня этой парой мы были мы.
Сойдя с автобуса, но немного не доходя до «Пуговиц», Томаш свернул на узкую тропинку в лесу и мы вышли к большой круглой беседке, где летом родственники, приезжающие навещать стариков, устраивали пикники. Пол её был занесён бурыми листьями и обломанными веточками. Слава остался ждать меня в ней, а я, срезав дорогу по короткой тропинке, попала прямиком к проходной.