Пуговицы
Шрифт:
Мы обнялись и поцеловались.
— Я думала, ты будешь вся в бинтах, прикованная к кровати, а ты даже в больнице красотка, — засмеялась я.
— Бинты уже позади.
Мы вышли на лестницу. Там никого не было.
— Сможешь стоять? — забеспокоилась я.
— Мне полезно, чтобы кровообращение восстанавливалось.
— Когда тебя выписывают?
— Скоро. Надоело здесь — ужас, — Лиза умилённо посмотрела мне в глаза. — Рада, что тебя мама простила.
— Нужно было к ней раньше сходить, но я — тормоз.
— Конечно. Ты же отвыкла
— Привезла тебе тут всякого — потом посмотришь, — я отдала ей пакет, набитый помадами, лаками, пробниками кремов и духов, которые я выпросила специально для неё у одной нашей общей знакомой, работающей в ТЦ в Летуале. Всё это были тестеры и многие из них уже начатые, но для нас с Лизой это не имело значения.
— Спасибо! — заглянув в пакет, по-детски обрадовалась она. — А я уже думала, что ты про меня забыла.
— Нет, конечно. Как я могу? Ты правда на меня не обижаешься?
— За что?
— Ну, вот за то, что с тобой произошло. Ведь это же случилось из-за меня.
— С чего ты взяла? — Лиза округлила глаза.
— Ты была в моей одежде, и я почти уверена, что столкнуть собирались меня.
— Ошибаешься, — Лиза потупилась. — Ты тут не причём.
— Эй, посмотри на меня, — ухватив её за подбородок, я заглянула в карие глазищи. — Ты знаешь, кто это сделал?
Она утвердительно взмахнула ресницами.
— Только про это никому нельзя говорить.
— Но мне-то можно?
— Я сама в этом виновата. Не знаю, о чём я думала.
— Так что?
— Когда я вышла от тебя, у подъезда поджидал Липа. Он потащился за мной и стал уговаривать никуда не ездить и не встречаться с Лёшей. Всякую чушь нёс, ну, я и разозлилась. Наговорила ему кучу гадостей, в общем, когда проходили мимо той ямы, я взяла и послала его, как ты и советовала. Тогда-то он и толкнул меня. А потом я уже помню только больницу.
— Вот это поворот… — ахнула я. — Поэтому он пытался повеситься? Ты же знаешь, да?
Лиза кивнула.
— Он мне прощальное письмо прислал. Очень грустное. И мне его почему-то стало жальче, чем себя. Или просто здесь обстановка такая. Я тогда ещё не знала, что он не умер.
— Почему же ты мне не написала? Я бы сходила, выяснила всё.
Лиза задумчиво пожала плечами:
— Бывают вещи, о которых, пока не подумаешь хорошенько, говорить не хочется. Я ведь винила в этом себя.
— Ну, ты даешь. Он тебя толкнул, и ты ещё виновата?
— Я тебе объясняю, что это сложно. Я ведь провоцировала его. Издевалась. Не только в тот день. Всегда. А он меня любил. По-настоящему. А Фил… Фил даже не написал.
В защиту Фила сказать мне было нечего.
— Зато Лёша твой всё время о тебе спрашивает.
— Он не мой. Я не хочу больше о нём вспоминать. Он тут, конечно, не причём, но всё равно ничего хорошего теперь из этого не выйдет.
Лиза всхлипнула, я обняла её, и мы немного постояли, пока она успокаивалась.
— А маме ты про Липу говорила?
Лиза
— Никому не говорила. Хотя в первое время все только про это и допытывались. Просили вспомнить, что и как было. Присылали даже тётку какую-то. Специалиста по шоковым состояниям. Но я и ей не сказала. Только тебе. Не хочу, чтобы у Липы неприятности были. Он же мне всё-таки скорую вызвал и дождался, пока она приедет.
— Значит, кроме меня никто не знает?
— Сеня маме своей рассказал. Она приходила сюда. Умоляла не предъявлять ему обвинений, потому что он сам уже себя наказал. Но я и не собиралась ничего предъявлять, — Лиза обняла меня за локоть и положила голову на плечо.
— Обещаешь, что никому не скажешь?
— Конечно.
— Даже Томашу своему? А то он уж чересчур настойчиво расспрашивал про это.
— Ты разговаривала с Томашем?
— Сегодня перед обедом звонил. Я думала, у него от тебя нет секретов, — в её голосе послышались знакомые ироничные нотки. — Он то ли пьяный был, то ли укуренный. Я спросила, зачем ему это, и он стал что-то мутное плести про Надю.
— Ну, а ты чего?
— Сказала, пусть лучше с Липой поговорит. Сеня точно что-то знает, я это сразу поняла, когда он на светофоре Надин призрак углядел. Он мне признался тогда, что чего-то боится, но в подробности вдаваться отказался наотрез. Мне кажется, он что-то видел в тот вечер.
— Почему же ты не сказала мне раньше? Я же всю голову себе сломала.
— Потому что это был его секрет. Вот как сейчас у нас с тобой про него. А теперь это больше не секрет, по крайней мере, он мне вчера так сказал и пообещал рассказать всё, когда я вернусь.
Интересно, смогла ли бы я простить Липу, окажись на Лизином месте?
Прежде я думала, что была бы рада любой любви, однако, выбирая между ней и сотрясением мозга, я бы предпочла всё же сохранить мозги.
На что Липа рассчитывал? Чего ожидал? Нет, конечно же, это был приступ отчаяния, слабости и обречённости. Из такого как Липатов, через несколько лет получился бы отличный Раскольников. Но если верить в то, что зло помогает понять себя, есть надежда, что он, наконец, допёр, что одной домашки для любви недостаточно.
Дома у Бэзила было так, как мне представлялось, когда я заглядывала в чужие окна. Его мама, сестра, Антон, да и сам Бэзил были по-домашнему приветливые и расслабленные. Усадили меня за стол, навалили огромную тарелку салатов и тут же накинулись с расспросами про Лизу.
Едва успевая прожёвывать, я рассказала, как хорошо она выглядит, и что совсем скоро её выпишут. После чего они переключились на обсуждение ямы, стройки, выселение пятиэтажек и программу реновации Москвы. Затем перешли на политику, экономику, цены в магазинах, засилье Петёрочек и то, как они мухлюют с ценниками и скидками. Всё это было мне неинтересно, но на удивление хорошо. Потому что это был настоящий, правильный семейный ужин.