Пуля с Кавказа
Шрифт:
– Дай-ка мне свой револьвер.
Штабс-капитан на секунду замешкался, но потом торопливо снял с шеи шнур, вынул из кобуры «смит-вессон» и протянул его генералу.
– Что вы задумали, Иван Филиппович? – опешил Фохт. – Это ж какой скандал будет…
– Я протестую самым энергическим образом, – быстро сказал Мак-Кулох без малейшего акцента. – Сент-Джеймский двор этого не допустит.
– А как он этого не допустит? – с ухмылкой поинтересовался Енгалычев.
– Мы пришлём такую ноту… такую, что
– Из-за одного дрянного шпиона? Ха-ха! Присылайте. Бумага у вас хорошая – будет чем подтереться…
Генерал шагнул к сундуку и взвёл курок. Сразу стало очень тихо. Фохт попытался вырвать револьвер, но Сенаторов грубо оттеснил статского советника. Британский атташе продолжал возмущаться. Тогда унтер-офицеры взяли его под руки и просто переставили на пару саженей в сторону.
– Кулох! Велите ему выходить. Я не шучу!
Британец стоял, глядя в землю, и щёки его горели румянцем чахоточного.
– Ну?
Благово пнул сундук ногой:
– Вылезай, тварь! У нас смертной казни нет, пойдёшь на каторгу. Иначе Енгалычев пристрелит тебя без церемоний.
Никто не отозвался изнутри.
– Самый последний раз говорю: вылезай! – рявкнул генерал и прислушался. – Нет? Ну тогда получи!
И четырежды выстрелил в середину сундука. Изнутри раздался сдавленный стон. Мак-Кулох не выдержал и зарыдал в истерике. Фохт молча крестился, губы его дрожали.
– Я….я… рапорт на имя… – пробормотал он.
– Да будет вам, Сергей Францевич, – будничным голосом сказал директор канцелярии ВУК. – Багаж не вскрыли? Не вскрыли. Печать цела? Цела. О чём рапорт-то? Ну, повредили немного тару. Пустяк. Эй! Грузите. Куда нести-то, мистер Мак?
Унтер-офицеры отпустили британца, подошли к сундуку и подняли его на руки. Из щелей на пол обильно лилась кровь.
– Погодь! – скомандовал генерал. Подошёл поближе и смачно харкнул на крышку. – Вот! Это тебе за Власова.
Благово приблизился и тоже плюнул:
– А это за Попова.
– Теперь несите. Привет Сент-Джеймскому двору!
Генералы – статский и военный – удалились вместе. По дороге в департамент, в коляске, Павел Афанасьевич спросил:
– Ерёменко раскололся?
– И Ерёменко, и Кановцев. У последнего брат, оказывается, служит в Дербенте на телеграфе. Через него и пересылались сведения Лемтюжникову. Так что, барон оказался прав: тот знает всё о походе.
– Надо предупредить Таубе!
– Поздно. Отряд уже возле горы Эдрас. Молись Богу, Паша…
Глава 18
Покушение
Когда Таубе и Лыков выехали из Гуниба, уже начало смеркаться.
– Не пойму, зачем Лемтюжников прислал нам своё письмо, – громко рассуждал Лыков, ведя Мухаррама ровной рысью бок о бок с
– Есть одно объяснение, менее приятное, – ответил Таубе, на скаку вынимая из чехла «винчестер». – Лемтюжникову нужно было выманить нас с тобой из аула.
Под ложечкой у Алексея засосало. Он быстро нагнулся, но успел только взяться за цевьё «берданы», как впереди грохнул выстрел. Пуля прожужжала как шмель и чиркнула сыщика по плечу. Таубе вскрикнул за его спиной. Лыков с похолодевшим сердцем повернулся – барон в струнку выпрямился в седле, схватившись за шею.
– Прячься! – скомандовал Алексей. Они укрылись под нависающей скалой и прислушались. Далеко впереди стучали копыта одиночного коня.
– Уходит на Телетль. Скоро стемнеет; не догоним. Ты как? Он попал в тебя?
– Крови нет, – ответил Таубе, рассматривая ладонь. – Ударило по касательной.
– Айда в Карадах!
Манежным галопом друзья помчались в аул. Сумерки стремительно сгущались. Внезапно Таубе захрипел и повалился на холку своей кобыле. Тут же оправился, остановил бег, торопливо расстегнул крючок воротника и принялся осторожно тереть шею в месте удара.
– Что произошло? – подскакал встревоженный Лыков. – Жжёт или ноет? Лучше бы жгло…
– Шея стала опухать. Будто петлю на горло накинули…
– Быстрее в аул, к докторше!
Они снова понеслись вперёд. Алексей шёл теперь на рысях позади подполковника и не спускал с него глаз. Вскоре тот бросил поводья, схватился обеими руками за горло и стал валиться на бок. Сыщик успел подхватить его сзади за шарф, но слабая ткань лопнула. Тогда он обнял друга, одним рывком выдернул его из седла, посадил перед собой и ещё пришпорил абазинца. Виктор хрипел и прерывисто дышал; он был без сознания. Лыкову пришлось удерживать его левой здоровой рукой, а правой вести коня. Жеребец начал под тяжестью двух седоков замедлять бег. Тогда Алексей встал на секунду, мгновенно обрезал кинжалом торока и сбросил свои чемоданы на дорогу. А потом так жахнул Мухаррама плетью, что тот в один миг домчал до аула.
Лыков осадил коня перед домом Атаманцевой, соскочил с седла, подхватил валящегося барона на руки. Одним ударом ноги выбил калитку, ворвался на двор и принялся молотить сапогом по входной двери.
– Лидия Павловна! Скорее открывайте, это я, Лыков! Лидия Павловна! Очень срочно!
В доме зажглась свеча, дверь распахнулась и показалась Атаманцева в ночном капоте.
– Алексей Николаевич, это вы? Что случилось?
Лыков оттеснил хозяйку плечом, ворвался в тёмный дом и ринулся по памяти в смотровый кабинет. Растерянная докторша бежала следом и светила. Сыщик положил друга на кушетку.