Пуля с Кавказа

Свечин Николай

Енгалычев же не скрывал перед своим бывшим одноклассником разочарования.

– Ты, Паша, видно, одних лишь уголовных ловить умеешь. Ну, улучшил полицейскую статистику… А толку? Шпиона-то не нашёл!

– Подбери фалы, Ваня. Я тебе список подозреваемых вдвое сократил. Что, мало? Ладно, уговорил – будет тебе и шпион.

Глава 17

Разгром в столице

День у полового Ивана Иванова не задался с самого утра. Трактир «Бессарабия» на Большой Посадской улице открылся, как положено, в десять часов. Тут же, словно дожидался, зашёл «барин на вате» и занял лучший стол! Половые

очень не любят этот сорт посетителей – с претензией, но без денег. Просидит такой полдня, а счёт ему подадут на тридцать копеек… Обычно прислуга начинает выживать незваного клиента. Так и сейчас: на требование чаю Иванов подчёркнуто грубо ответил, что плиту ещё не разогрели. И добавил:

– Вы бы, сударь, шли от нас в извозчиков трактир. Тут неподалёку, в Певческом. У них чай с утра до вечера; а у нас весёлые господа, они кушать и вино пить приходют. А не воду хлебать…

Как и ожидалось, «барин на вате» ответил:

– Я подожду, покуда плиту разожгут. Дай-ка мне, что-ли, газету.

– Про вашу честь у нас газет не запасено, – отрезал половой и отошёл к стойке. Но тут же побежал обратно к двери, навстречу новому посетителю:

– Чего изволите, сударь? Вина можем доставить пулею, и закуски – холодный стол уже открыт.

Вошедший, судя по крикливой жилетке и напомаженным волосам, Пажеского корпуса не оканчивал. Тем и лучше в трактире-то… Окинув весёлым взором пустой зал, дядя выбрал место у окна, плюхнулся на стул и ткнул пальцем в «шестёрку»:

– Только не говори, что ты – Иванов.

Половой сделал уморительно-виноватое лицо:

– Как есть Иванов, ваше степенство. Такая уж планида.

– Ха! – посетитель бесцеремонно хлопнул себя по ляжке. – Опять я угадал! Во дела… Ну, ладно. А звать тебя как?

– Иваном, ваше степенство.

– Экая ты, братец, скотина. Иван Иванов… Повеситься можно с такими именем-фамилией. А повесишься, так в газете пропечатают: «Удавился Иван Иванов». То-то будет смеху. А?

Половой кротко молчал, ожидая заказа. Всё лучше, чем ватошный барин; а при расчёте и за обидные слова с него можно слупить…

– Да. Тут звучало слово «водка». Хорошее слово, лучшее в великом русском языке. Принеси-ка мне, Иван Иванов, кошелевки графин.

– Слушаюсь, ваше благородие.

– Т-э-эк… Это главное блюдо… А к нему спроворь холодной осетрины, селёдочки с лучком и, само собой, вятского рыжика. Имеется?

– Так точно, ваше высокоблагородие, из самих Котельничей возим.

– Это ист гут, как говорят немцы-перцы. Чем ещё ублаготворишь, Иван Иванов? И ещё скажи – почему я тебя раньше здесь не видел? Новенький, что-ли?

– Второй день токмо, ваше высокоблагородие. На испытание взят. А вот рябчиков в майонезе не изволите заказать? И картофельный салат у нас хорош, господа всегда хвалют.

– Во! Молодец, «шестёрка», правильно живописуешь. Тащи всё бегом-бегом, одна нога здесь, а вторая там. Ежели понравишься мне – не обижу!

Половой убежал на кухню, а когда вернулся с рюмкой и графином, вдруг увидел, что весёлый господин уже подсел к ватному барину и о чём-то с ним тихо беседует.

– Ещё рюмку и прибор, да живо у меня!

Через два часа, выпив на двоих осьмуху [95] кошелевки и съев большое количество закусок, новые приятели удалились. Иван Иванов получил сатисфакцию за перенесённые унижения – обсчитал весёлого барина на рубль семьдесят семь копеек. Как только дверь за гуляками закрылась,

он стёр с лица гримасу подобострастия и быстро прошёл на кухню, где доложил господину весьма крепкого сложения:

95

Осьмуха – восьмая часть ведра – 1,55 литра.

– Ушли.

– О чём удалось услышать?

– Они переменяли разговор, как только я подходил. Получилось разобрать только обрывки.

– Давай обрывки.

– Легализация, Кнопп, двести фунтов, корабельная артиллерия, передать посылку, квартира не должна долго пустовать, Шура.

– Шура? С ударением на последний слог?

– Так точно. Возможно, имелась в виду Темир-Хан-Шура?

– Ещё как возможно. Именно там сейчас Лыков по горам лазит. Всё?

– Из слов – всё. У Тейле при себе револьвер.

– А Кановцев?

– Кажись, пустой. Разве к ноге привязал…

Раздалось вежливое покашливание, и в дверях появился хозяин трактира:

– Господин Мукосеев! К вам человек.

– Пусти.

Вошёл старший филёр Пестов.

– Ваше высокоблагородие, Кановцев идёт домой. Тут ему три квартала всего. Выпимши сильно; по сторонам и не глядит. А Тейле часто проверяется! Очень осторожный. Как бы не учуял…

– Вас для этого и отрядили шестерых! Меняйтесь чаще, переодевайтесь. Иди. Головой отвечаешь!

Филёрская группа Летучего отряда Департамента полиции взяла под наблюдение унтер-офицера Ерёменко вчера утром. В обеденное время писарь встретился в буфете Варшавского вокзала с облезлым господином в потёртом пыльнике, и что-то ему передал. Господина быстро опознали. Им оказался некий Кановцев, бывший коллежский секретарь, выгнанный за взятки из акцизного ведомства. Сыскная полиция числила за ним всякие мелкие проделки. Лжесвидетельства на бракоразводных процессах, присвоение чужого звания, и даже нанесение передаточных надписей на «бронзовые» векселя… Кановцева стали вести. На углу Садовой и Вознесенского он дал прикурить какому-то франту в пёстром жилете. Филёру повезло: он оказался близко и услышал вполголоса брошенное слово «Бессарабия». К франту тут же приставили «хвост», и тут агентам Летучего отряда повезло вторично. По воле случая, этим «хвостом» оказался именно Пестов, старший группы наружного наблюдения. Попадись кто другой – он провалил бы операцию. Многоопытный Пестов быстро заметил, что «франт» ведёт себя высокопрофессионально. Он использовал зеркальные витрины магазинов и подворотни так, что делал слежку за собой положительно невозможной. Старший филёр принял самостоятельное и рискованное решение: не дожидаясь провала, прекратить вести объект. Следить только за беззаботным Кановцевым и приготовить группу слежения в «Бессарабии». С вечера там дежурили новый половой «Иван Иванов» и ещё два филёра.

Благово решение Пестова одобрил. Старшему филёру показали сорок шесть альбомов с фотографическими портретами уголовных, и он не опознал среди них «франта». Тогда Павел Афанасьевич под большим секретом отвёз Пестова в Военно-Учёный комитет, и там агент подробно описал Енгалычеву наружность неизвестного. Генерал порылся в железном ящике и извлёк оттуда кусок картона.

– Этот?

– Так точно, ваше превосходительство: он.

– Рехнуться можно… – пробормотал несолидно директор канцелярии ВУК. – Сам Тейле объявился… Думал, никогда его больше не увижу. Вы учтите, что зверюга ещё тот, слежку чует за версту.