Пуля с Кавказа
Шрифт:
– Вот-вот. Чтобы самому не маячить, интендант – его фамилия Суров – выставляет в посредники заместо себя господина Панюхина. Сведения эти, как вы догадываетесь, секретные…
– Буду нем, как рыба.
– Ну, их министр и попросил нашего помочь в расследовании. Так что, градоначальник на вас в обиде быть не может – военные преступления до него не касаются.
– Успокоили, Павел Афанасьевич; спасибо, – кивнул Виноградов, внимательно, тем не менее, изучив письмо за подписью Ванновского.
– Теперь давайте о деле. Вы сказали – штабс мутный. В чём это проявляется?
– Он точно не шулер – это подозрение
– Много, говорите, тратит?
– Давеча балалаечникам в «Самарканде» дал «на струны» семьдесят пять рублей.
– Сколько? – изумился вице-директор. – Однако…
– Судите сами – откуда подобные суммы у такой вшивоты?
– Ясно. Это всё?
– Нет. Агент «Дарья» – это проститутка из Фонарного – сообщила, что видела в кармане у Панюхина фальшивую бороду.
– А не врёт ваша Дарья?
– У меня, Павел Афанасьевич, никто никогда не врёт. С этим строго. Враз из столицы вылетят.
– Странно. На актёра-любителя он не похож?
– Не похож. Я и говорю: что-то тут не то…
Благово поднялся:
– Спасибо, досточтимый Иван Александрович; я отмечу ваше полезное содействие в рапорте министру. Честь имею!
Когда Виноградов удалился, вице-директор вызвал надворного советника Бутцефаля. Тот заведовал в Департаменте полиции секретной неполитической агентурой и имел на связи в столице до полусотни осведомителей из всех слоёв общества. Составляя, таким образом, конкуренцию агентуре петербургского градоначальства. Бутцефаль уже получил от Благово задание проверить штабс-капитана по своим источникам.
– Ну, чем порадуете, Вильгельм Фёдорович?
– Времени больно мало дали, ваше превосходительство, – на всякий случай прибеднился надворный советник. – Но кое-что нарыли. Подозрение в шулерстве, высказанное вами давеча, не подтвердилось.
– Это я уже знаю.
– Хм… Тогда извольте то, что наверное не знаете. Панюхин большой кутила и проматывает в ресторанах огромные деньги. Недавно балалаешникам каким-то подарил…
– …Семьдесят пять рублей. И это уже знаю, Вильгельм Фёдорович. А новенькое, новенькое что-нибудь скажете?
Бутцефаль был обескуражен:
– Времени так мало дали, ваше превосходительство. Что тут успеешь? Дозвольте ещё покопаться. Человек военный, не нашей епархии…
– Хорошо, продолжайте собирать на него сведения. Доложите, уж коли зашли, что нового по вашей епархии. Чем живёт преступный мир столицы?
Надворный советник приосанился:
– Это мы сей секунд! Новости такие. Федька-Шевяк сбежал с каторги и поселился где-то в Александровской слободе. Похвалялся в кабаке, что лично дал Виноградову «лапки» [94] – полторы тысячи – и получил «амнистию» на год.
– Вот стервецы, что тот, что другой!
– Сашка Красный Туз повесил во втором Парголове цыгана.
– За что?
– Дачи тот подламывал. А Сашка с владельцами участков договорился, что на их дачах всё спокойно будет, если они ему за охрану заплатят.
94
«Лапки» –
– Дрянь дело, ежели хозяева за порядок уголовным платят, а не полиции…
– Так точно. А в Малой Московской улице у извозопромышленника Вертепова тройка новая появилась, с коляской. Лошади все перекрашены. Готовят их в Москву гнать.
– Тройка? Это, случаем, не Антипкина лошади, которого в субботу зарезали?
– Его. Прикажете сообщить в градоначальство?
– Да, завтра. За подписью директора Департамента. Всё теперь?
– Пожалуй, что всё, ваше превосходительство. Банда вот ещё новая объявилась. Вернее сказать, не то, что новая, а так… Раз в полгода кого почистят, и сразу на дно ложатся. Не из уголовных – тех давно бы уже забрали. Залётные какие-то, не здешние. Четвёртого дня ограбили артельщика Покровской биржевой артели на тринадцать тысяч.
– И что, концов никаких? Может, брусы?
– Я и говорю, ваше превосходительство, не фартовые. Со стороны затесались. Хабар сдают только одному маклаку с Никольского рынка. А на встречу с ним главарь всегда приходит в наклеенной бороде.
Благово несколько секунд молча смотрел на Бутцефаля, потом сказал задушевным голосом:
– Вильгельм Фёдорович. Вы отношение про извозопромышленника подготовьте, пожалуйста, не на имя градоначальника, а на имя статского советника Виноградова. И не за подписью директора департамента, а за моей.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – удивлённо пробормотал надворный советник.
– И побыстрее. Также переписку всю по этой новой банде – литографируйте, и мне на стол. Как маклака зовут, кто жертвы, список похищенного, ежели имеется. Чем больше напишите, тем лучше. Пора уже этих ребят и за пищик брать…
Спустя шесть часов Кира Студнёва, торговца старьём с Никольского рынка, вызвали в участок для продления вида. Тот ушёл на полчаса – и исчез. К удивлению старьёвщика, его в закрытой карете доставили, вместо Спасской части, в Военную тюрьму на Компанейской улице. Там два суровых ефрейтора отодрали его плетьми, как сидорову козу. Ничего не объясняя и ни о чём не спрашивая. Когда после этой процедуры в комнату вошёл осанистый генерал со страшным, испепеляющим взглядом, Студнёв уже был готов сознаться в чём угодно. Представленный ему фотографический портрет офицера он сначала не признал, но когда прямо на карточке офицеру пририсовали бороду, тут же сообразил:
– Он, ваше превосходительство! Четыре раза мне купоны приносил! И из имущщества ино чево: бурнус со стеклярусом ношеный, селебряная мыльница, портсигар кожаный ношеный и золотые очки. Одно очко разбито…
Это были вещи отставного майора Нирода, ограбленного и убитого неизвестными два месяца назад.
Вечером штабс-капитан Панюхин был арестован. При тщательном обыске в его квартире за кухонной плитой вскрыли тайник, не обнаруженный Сенаторовым при первом осмотре. В тайнике нашли одиннадцать тысяч рублей из тех, что были отобраны у артельщика. Под давлением улик налётчик в офицерских погонах выдал своих сообщников. Ими оказались два запасных рядовых пехоты, служившие прежде во взводе у Панюхина, а ныне петербургские обыватели. Военный министр Ванновский в крайнем смущении поехал в Гатчину докладывать о вопиющем происшествии государю.