Пункт проката
Шрифт:
Глава 12
Дублер начинает действовать
В аналогичных ситуациях старинные романисты любили писать так: известие поразило его как громом. Они вообще обращались со своими героями сурово, без всяких сантиментов. Особенно в этом смысле свирепствовал Шекспир. Я как-то подсчитал, что примерно 90 процентов его героев кончили жизнь крайне нехорошо. В комедиях великий англичанин несколько умерял свою кровожадность, но касательно трагедий - тут равных ему не было. Если в первом акте герой (не главный даже, а так, из малозначащих) имел неосторожность показаться на сцене и произнести пару слов, можно было не сомневаться: в последнем действии
Прошу простить меня за некоторое отступление от сути. Просто-напросто хотелось показать, что в критические моменты в голову порой лезут самые неожиданные мысли. Гром! какой там гром! если бы каждое дурное известие поражало нас как громом, максимум через неделю мы все поголовно бы оглохли. Спасибо природе-матушке, она позаботилась о своих суетливых творениях и наградила их способностью думать о пустяках в самые трагические минуты.
Первое, о чем я подумал, когда услыхал о гибели корабля, было: нашего завлаба хватит кондрашка. Как-то сами собой поплыли в уме строчки из приказа по лаборатории, где меня объявили невозвращенцем из отпуска, морально деградировавшим элементом, а также поклонником буржуазных псевдотеорий. Тут же вспомнился неоконченный спор о реакционном втором законе Ньютона (см. первую главу)...
Не знаю-не знаю, а только до сих пор мне кажется, что меня спасло легкомыслие. Все кончилось, стремиться было некуда, и я почувствовал неожиданный прилив уверенности и спокойствия.
Первым делом я выключил телевизор, где читал свою вторую новую поэму ("Ура, мы дождались, и светлый миг...") не теряющийся поэт Л. Ольховянский.
В коридоре продолжали с топотом и воем ловить мышей. Бармен стоял посреди номера и смотрел в одну точку. Я вольготно расположился в кресле у окна.
– Уинстон, скажите, кто имеет право делать записи в этом самом Отчете?
Уинстон продолжал смотреть в одну точку. Уверен, что ничего интересного он там не видел.
– Дружище, очнитесь...
Каменное молчание.
Я лениво поднялся, вытащил из-под мышки парализованного бармена короткоствольный револьвер и бабахнул над его ухом в потолок. Бармен упал на пол, как доска. Будто ждал.
"Рановато, голубчик, - подумал я.
– Надо еще поработать..."
На выстрел никто не явился. Сотрудники и обитатели "Тихого уголка" с энтузиазмом включились в новую кампанию по борьбе.
– Только начальник Горэкономупра, - раздался с пола тихий, но внятный голос ожившего Уинстона.
Я поставил обратно на стол графин с водой, которой намеревался окатить бездыханного бармена, и задал новый вопрос:
–
– Уверен, - донеслось с пола.
– Ходили слухи одно время, будто Серж Кучка, тогдашний начальник Отдела по распределению искусств, упросил бывшего Главного вернуть ему сэкономленную любовницу. Тот покапризничал, помучил Сержа да и вернул. С той поры, якобы, между ними и начались контры. Они ведь там добра не помнят... Но все это слухи.
– И последний вопрос. Когда, вам сказали, прибывает новый начальник Горэкономуправления?..
Тут Уинстон ожил окончательно. Он встал и прижал руки к груди.
– Сударь Авель! Я потрясен! Ваша комбинация гениальна! Я все понял, сударь Авель! Сегодня вечером мы подменим нового начальника и проникнем в управление. Чтобы искупить вину, я готов исполнить эту роль и внести изменения в Отчет. Ваш корабль будет спасен!
Это была прочувственная и, по-своему, трогательная тирада. Оказалось, правда, что Уинстон прижимал руки к груди не от чувств, а чтобы проверить, на месте ли пистолет, каковой он почтительно, но твердо попросил вернуть.
"Да-да, - подумал я, глядя в его искренние, преданные глаза.
– Так я тебя и пустил к Отчету. Воображаю, кого ты туда повпишешь..."
– Уинстон, дружище, - надеюсь, в проникновенности и чистосердечии я ему не уступил.
– Рисковать твоей жизнью я не хочу. Мой корабль, мне и ответ держать.
Бармен встал по стойке "смирно". Все же крестный папа Кисселини явно перебарщивал с семейными строгостями.
– Разрешите действовать, сударь?
– Действуйте, - кивнул я, - да побыстрее. На все про все у тебя час.
Бармен исчез за дверью.
Я не случайно дал драконовский срок на подготовку операции. Подходили к концу сутки моего пребывания в качестве главаря здешней мафии. С минуты на минуту мог прибыть настоящий Авель - и чем бы это обернулось для меня, представить нетрудно...
"В любом случае для меня нет места на этой планете, - размышлял я, расхаживая по номеру.
– Не мафия, так управление по экономии, один черт..."
К землянам, как я успел заметить, на планете Большие Глухари относились с явным предубеждением. Их почему-то считали погрязшими в роскоши и, цитирую "Утренний вестник", "отклонившимися от правильной линии". Это было тем более непонятно, что контактов с Землей не допускалось ни малейших.
Ровно в назначенное время в номер влетел Уинстон. Следом один из угрюмых молодцов-телохранителей внес костюм на вешалке, шляпу и штиблеты все, естественно, черное. Я посмотрел на вещи со вполне понятным подозрением.
– С него сняли?
– Никак нет, сударь, он еще едет. Но одет именно так.
– А когда прибывает?
– В двадцать два ноль-ноль.
– Послушайте, Уинстон, - заговорил я, делая знак телохранителю, чтобы удалился.
– Мне бы очень не хотелось лишней крови... Нельзя ли это как-то уладить?..
Бармен заулыбался с готовностью. В этом человеке явно пропадал недурной актер.
– Что вы, сударь, мы же понимаем. Какая кровь, никакой крови! От стрельбы столько шума... И потом, кого винить, если вагон, в котором следует наш дорогой новый начальник, случайно отцепится от состава и ненароком сойдет с рельсов? Некого винить. А уж в том, что поезд в это время будет идти через мост над рекой... Тут надо просто извергом быть, чтобы обвинить кого-нибудь из наших. Все чисто, сударь, никакой крови...