Пурпурное Пламя
Шрифт:
– Может быть, Арбел, – мягко улыбнулась Марлен. – Все может быть.
Арабелу нельзя было не любить, когда она начинала петь, собирая в полях цветущие букеты лаванды. Она была похожа на мать светлой кожей и блеском в глазах, даже запахом – яблочным и сладким – она была маленькой духовной копией Марлен. И девочку с лиловым взглядом знали все, и многие восхищались одним лишь ее присутствием.
Жизнь в деревне полнилась праздниками и покоем, пока шепот не донес жуткие вести с Запада: люди говорили о наемных убийцах, которые называли
В Уаде было тихо лишь до поры до времени, пока люди игнорировали навязчивые слухи. Но когда в деревне объявили, что «Каратели» – не миф, а королевские войска, посланные избавить людские земли от «колдуний», у Марлен не осталось выбора. Ей пришлось поведать мужу, что и она, и их дочь принадлежали роду Чаровниц, и эта тайна связывала ее и Арабелу с нависшей опасностью до самой смерти.
Дайзан был ошеломлен тем, что не смог разглядеть угрозы в самых близких. Но и предать их он не мог: слишком сильной была его любовь к жене и их рыжеволосой дочери. Сомнения грызли его изнутри, и он долго искал в себе силы простить и принять природу Марлен; а Каратели приближались с каждым днем.
Каратели за Правду, охотники на Чаровниц, бесчинствовали, отлавливая неповинных девушек, и лишали их волос и достоинства, выставляя перед народом напоказ в порочном виде. Люди говорили, что те, кто противился воле охотников, могли потерять руку или язык, и костры пылали от заката до зари.
Судьба Марлен и Арабелы оказалась в руках Дайзана, и он не справился с этой ношей: он потерял слишком много времени за бессмысленными раздумьями.
Он знал, что Марлен не стали бы трогать: свою красоту женщина легко могла спрятать, измазавшись в золе и одевшись в рваные платья. Но дьявольский блеск глаз Арабелы ни за что не ускользнул бы от липкого взгляда Карателей. И лишь Хранителям было ведомо, какой боли и унижению изверги подвергли бы ребенка, если бы разоблачили сокрытую природу ее очарования.
Костры на горизонте горели все ярче, и времени бежать не оставалось.
– Да и смог бы ты сбежать, оставив позади целую жизнь? – спрашивала Марлен.
Марлен знала, что бегство не спасет их семью, а жители Уады не станут браться за вилы ради малышки, которая была рождена колдуньей. У родителей Арабелы не осталось выбора, и, не желая обрекать на муки всех своих детей, они приняли то единственное решение, которое могло спасти жизнь их дочери.
– Я расскажу тебе историю о девочке, которая жила давно-давно, – глотая слезы, шептала Марлен.
– Здесь, в деревне
– Нет, она жила далеко отсюда и скрывалась в одиноком храме, который стоял на берегу Океана.
– На берегу Океана? Там, где бушуют волны?
– Верно.
– А как звали эту девочку, мамочка?
– У нее не было имени, но ее называли Сокрытая Сумерками.
– Как-как? – Арабела поморщилась.
– Ее называли так, потому что она пряталась под покровом ночи. А пряталась она потому, что обладала особым даром.
– Даром?
– Колдовством. Например, она умела слышать, как разговаривают деревья и цветы.
– Она видела черную и белую птиц?
– Нет, – болезненная улыбка исказила лицо Марлен. – Но она видела, как танцуют звезды.
– Какой прекрасный дар! Но почему же девочка пряталась?
– Потому что люди боялись ее, ведь они не умели ни видеть, ни слышать. И они хотели отобрать у нее этот дар.
Арабела испуганно вздрогнула:
– Но ведь она сбежала от них, мамочка?
– Ночь помогла ей сбежать и спастись, – Марлен закусила щеку изнутри. – Она спряталась от людей в храме до тех пор, пока они не забыли о ней.
– А что было потом?
– Потом она вернулась в мир, в котором не осталось ни страха, ни обмана. Она научила людей любить друг друга, и они стали называть ее Чаровницей. Потому что она пришла из народа Чар.
– Чаровница больше не пряталась в ночи?
– Нет, она вернулась к солнцу и наслаждалась его теплом. Но она никогда бы не узнала, что солнце может быть таким теплым, если бы не прочувствовала, как холодно бывает в темноте.
– Туда, где ложится закатная тень, не тянется день, но солнце встает из ночи, чтоб себя обличить, да, мамочка?
– И месяц сверкает в ночи, как солнце почти, и в сумрак искрятся друзья твои – светлячки, – на всхлипе пропела Марлен. – Спи, моя Арбел.
По материнским щекам бежали жгучие слезы, но ее голос не дрожал – убаюкивал. Она гладила Арабелу по волнистым волосам, и ее яблочно-мятный аромат нагонял на девочку сладкие сновидения.
В те мгновения Марлен казалось, что она готова была бросить все, даже семью, лишь бы не разлучаться с дочерью – малышкой с огромным всепрощающим сердцем.
Марлен могла бы уйти, увезти Арабелу далеко из Уады, но она знала, что, если поедет с дочерью, обречет на опасность их обеих.