Пушкин. Частная жизнь. 1811-1820
Шрифт:
Дерзите, милый! — игриво отшутилась София.
— Такие уж мы — шалуны! — развел руками Пушкин. — Кроме того, княжна должна быть мне благодарна, она теперь, как никогда, в центре внимания.
— Александр удостоил ее своей эпиграммы, — сообщил Горчаков. — Позволь, я прочитаю Софии? — спросил он Пушкина.
— Читай, — небрежно бросил Пушкин.
— Погодите, князь, — попросила София. — Александр, — взяла она под руку Пушкина, — у меня к вам просьба. Вы простите нас, я сейчас вернусь… — сказала она остальным.
Она
…И оставила, ничего не объяснив, его один на один с молодой вдовой, на сей раз плотно притворив дверь комнаты и на прощание выразительно посмотрев ему в глаза.
Они долго смотрели друг на друга, ничего не говоря. Черное шло к ней, а эти белые батистовые плерезы, сколько в них было грусти и томления. Он усмехнулся.
Наконец она спросила:
— Это вы мне писали?
Он кивнул.
— Да как вы посмели? И еще смеетесь? — спросила она, и голос ее предательски дрогнул.
Пушкин сделал шаг к ней.
— Ой! — сказала она.
Когда София Велио вернулась в гостиную, Яковлев уже сидел за роялем и наигрывал романс, пробуя голос.
— Где обещанная эпиграмма? — поинтересовалась она, как бы между прочим, у князя Горчакова.
— Эпиграмма французская, — уточнил князь и добавил:
— Воля ваша — слушайте:
On peut tres bien, mademoiselle, Vous prendre pour maguerelle, Ou pour une vieille guenon, Mais pour une garce, — oh, mon Dieu, non.София Велио рассмеялась.
— Вот и я говорю, что Волконская похожа на старую мартышку. Я сочувствую Александру…
Смех Софии доносился в комнату, где возле окна, запутавшись в портьере, задыхаясь от страсти, целовались Саша Пушкин и мадам Смит. Он прижимал ее к стене, и она все более и более чувствовала, что не может далее сопротивляться его неистовому напору.
— Подождите, подождите, — шептала она. — Мне что-то там давит… В ногу…
— А! — вспомнил он. — Это часы в кармане.
Он подвинул ногу в сторону и снова принялся за мадам Смит, опытно, по-молодецки, управляясь с ее платьем.
— А что за часы? — спросила она, задыхаясь.
— Государыня подарила…
— Государыня? Вам?
Затрещала, падая, тяжелая портьера. Повалились на пол и они.
В гостиной услышали шум из соседней комнаты. София села за рояль рядом с Яковлевым.
— Играйте! — приказала она.
И они заиграли польский в четыре руки.
Князь Горчаков, улыбнувшись, покачал головой.
София посмотрела на князя и тоже ему улыбнулась. Барон переглянулся и с Софией и с князем. Все всё поняли.
Но никто ничего
В это время в гостиную снова вошел слуга и объявил:
— Его величество государь император Александр Павлович!
Лицейские повскакивали со своих мест. Музыка оборвалась. София растерялась, не зная, как себя вести в этой ситуации. Она смотрела то на лицейских, то на закрытую дверь соседней комнаты, то на проходную комнату, откуда уже слышались приближающиеся шаги императора.
Пушкин и мадам Смит уже поднялись с пола, но Пушкин никак не мог застегнуть панталоны.
— Ну же! — волновалась мадам Смит. — Это — государь! Боже! Если он войдет?!
— Черт! Панталоны новые, а нитки гнилые! Черт бы побрал Энгельгардта!
— Боже, при чем здесь дядюшка?
— Панталоны новые сшил, а на нитках сэкономил, — пояснил Пушкин.
Придерживая панталоны на поясе рукой, Пушкин присел и стал шарить по полу возле окна. Наконец он нашел, что искал, и показал мадам Смит. Это был вырванный с мясом крючок, на котором они держались.
— О нет! Дядюшка не виноват! — обрадовалась мадам Смит. — Вы сами так сильно тянули, — обрадовалась француженка, разглядывая крючок. И вдруг, схватившись за голову, ужаснулась: — Вы же не можете идти в гостиную? Что же теперь делать?
— Я в окно, — прошептал Пушкин. — Одно лишь слово. Вы меня любите? Когда еще?
— Это уже много слов! Боже, я не знаю! — Она посмотрела на его панталоны, там, где он держал руку. — Нужна булавка! Как вы пойдете?
— Пустяки! Скажите когда?
— Все так неожиданно! Я ничего не почувствовала…
— Скажите! Я не переживу долгой разлуки. Давай у тебя. Я знаю, где твоя комната… Могу пробраться хоть ночью…
— Нет! Нет! Я не могу. Только не дома. Егор Антонович…
— А где?
— Не знаю… И не пишите мне больше, письмо могут перехватить… Милый! — На нее вдруг нахлынули чувства, и она бросилась к нему в объятья.
Пушкин тоже обнял ее, отпустив пояс, который придерживал, и панталоны при долгом поцелуе упали на пол. Злополучные часы грохнули об пол.
Последний лицеист покидал гостиную, когда раздался этот характерный стук. Император насторожился и посмотрел вопросительно на Софию, та пожала плечами. Мало ли что роняют слуги. Тогда, приблизившись к ней, император обнял ее.
— Нельзя, ваше величество! — прошептала девушка и показала глазами на соседнюю комнату.
— Там все-таки кто-то есть?
София многозначительно кивнула.
— Вы кого-то прячете от меня? — улыбнулся государь.
— Там лицеист Пушкин пишет в альбом моей приятельнице.
— В альбом? — переспросил глуховатый государь, наклоняясь к Софии.
— Ну да, кажется… В альбом… В такой… В кожаном переплете… — нарочито погромче сказала София. — Она в трауре, — прошептала София. — По мужу.