Пушкин. Частная жизнь. 1811-1820
Шрифт:
Так он иногда стоял по нескольку часов, пока усталость не ломала его настолько, что, еле дойдя до опочивальни, он без ног падал на постель, где его раздевал камердинер. Но сегодня сон не свалил его, запах греха продолжал витать над грешным телом.
— Подожди, — сказал он камердинеру, протянув руку к его панталонам.
Петруша все понял и спустил штаны; князь взял его игрушку и быстрыми движениями расшевелил. Насладившись видом восставшего члена, его невиданными размерами, он приказал Петру раздевать его дальше, потом лег на живот, рослый камердинер
Когда камердинер ушел, князь, перед тем как провалиться в глубокий сон, еще раз вспоминал о государе Александре Павловиче. «Бабы, бабы… Женская плоть — весь грех от нее», — подумал он.
Наутро князь, как всегда, был у Александра Павловича. Тот ничего не спрашивал о поручении, но смотрел вопросительно. Голицын все рассказал. Государь улыбнулся, мол, чего еще было ждать другого, но тотчас тяжко задумался.
Почти тут же было решено, что государь будет платить Татариновой из своего кабинета шесть тысяч рублей в год как вдове недавно умершего воина и оплачивать казенную квартиру в Михайловском замке.
— С помощью таких обществ я раз и навсегда покончу с масонством и прочими тайными обществами, пытающимися совратить мой народ, — сказал Александр князю Голицыну.
Голицыну нравилась мысль государя.
— Читал ли ты сегодня нашу с тобой главу? — спросил государь.
— Разумеется.
— Давай сверимся. Что день сегодняшний нам несет.
Император достал толстую, переплетенную в пунцовый бархат книжку, открыл ее, нашел сегодняшнее число.
— Ну, что же ты читал из Ancien Testament?
Заглавия в книжке были все французские, что говорило о привычке государя к французской Библии.
Еще со времен кампании 12-го года они договорились с государем, что будут читать в день по главе из Ветхого и по главе из Нового Завета, что свято и исполняли изо дня в день.
Глава тридцать шестая,
в которой Сергей Львович Пушкин устраивает обед, вспоминает молодость и ссорится со старшим сыном, который собрался в лейб-гусары. — Второе посещение Софьи Астафьевны. — Елизавета Шот-Шедель. — Календарь на новый 1817 год. — Дорога в Царское Село вместе с Модестом Корфом, — 25 декабря 1816 года — 1 января 1817 года.
Сергей Львович Пушкин ждал отставки, которая должна была днями последовать, и мечтал о свободной жизни.
Ради прибытия Александра и Левушки из Царского Села устроили семейный обед, взяли у Корфов, живших ниже этажом, серебро и посуду, пригласили Василия Андреевича Жуковского и Петра Александровича Плетнева, с которым недавно познакомился Сергей Львович благодаря Жуковскому. Жуковский, к сожалению, не смог пожаловать — прислал записку с извинениями, что должен быть на обеде у императрицы Марии Федоровны. А Плетнев пришел и стал свидетелем безобразной сцены отца со старшим сыном.
За столом Сергей Львович стал рассказывать, как служил в гвардии.
— Между
— А вот вам и дама!
Плетнев удивился, что Павел, про которого только и говорили, что он был сумасшедший, был так любезен.
— Да, — сказал Сергей Львович. — Он был романтик на троне и в жизни. Но дворянства он никогда не понимал.
— Возможно, потому, что, как рассказывают, был сыном чухонки? — предположил Плетнев.
— Ложь, — отмахнулся Сергей Львович. — Скорее, он был сыном Салтыкова. А вся эта история с подмененным младенцем выдумана. История наша еще не скоро станет историей, а будет собранием анекдотов, которые рассказывают друг другу, но никогда не печатают. Вот тебе, Александр, поле для литературной деятельности, дерзай!
— Батюшка, по вашему примеру, я хотел бы начать с военной службы, — сказал вдруг Александр. — Разрешите вступить мне в Лейб-гусарский полк.
Отец поперхнулся, а матушка сразу отрезала:
— Не хочу, чтоб ты шел в военные!
— Отчего же, матушка? — спросил он.
— Не хочу, и все, — повторила Надежда Осиповна.
Тут уже вступил отец.
— А может быть, тебе пойти в кавалергарды? — ядовито спросил Сергей Львович. — Отчего же не в кавалергарды?
— Я думал об этом, но решил все-таки в гусары!
— Он думал! — захохотал Сергей Львович. — Еще бы тебе в кавалергарды с твоим росточком и состоянием. Кавалергарды — дураки — подпирают потолки, а ты можешь подпереть разве что потолок в людской на антресолях, а твоего состояния хватит разве что на уздечку!
— Батюшка, я попрошу тебя! — вскипел Александр.
— А знаешь ли ты, милостивый государь, сколько стоит гусарская форма, все эти ментики, доломаны, чакчиры? — ударил себя по ляжкам Сергей Львович. — Ты думал, золотое шитье тебе Манька с Санькой в Михайловском вышьют? А лошадь из Болдина от дядюшки пришлют? Да одна лошадь обойдется в пять тысяч рублей, милостивый государь!
— Ну, я ведь буду получать жалованье! — возразил Пушкин.
— На это жалованье ты сможешь купить ваксу для сапог да плетку для денщика, чтобы пороть его, когда переберет лишнее! — вскричал батюшка тонким, визгливым голосом.
Левушка, который, как и Александр, мечтал о военной службе, увидев, как возмущен батюшка, молчал.
— А если тебе так хочется послужить отечеству в военной службе, ты можешь вступить в армейскую пехоту, — наконец смилостивился Сергей Львович, увидев, что сын убит.