Пусть это будет между нами
Шрифт:
Леся подумала и написала:
> только если он музыку любит, всякую. у меня жила кошка, давно еще. она шипела, когда ученики не ту ноту брали.
Андрей прислал изумленный смайлик.
> сегодня еду к маме. пока один. мама не очень хорошо себя чувствует. в следующий раз поедем вдвоем?
> конечно. а что на повестке дня?
> визит к синельниковым
Леся помедлила, вспомнила ноги Андрея и его скульптурные плечи и дописала:
> просьба: можно мы будем обещаться
> велика опасность и на людях сорваться.
> мне кажется, я уже хорошо вжилась в роль и неплохо переключаюсь. а вы просто прирожденный актер.
> спасибо, конечно, но вы уверены?
> мне так будет легче. это будет напоминать мне, что у нас чисто деловые отношения.
Леся замерла, кусая губы. Сейчас Андрей подумает, что он ей нравится. Она дописала, путая буквы:
> не подумайте ничего лишнего.
Или пришлет что-то вроде: а я в вас женщину и не вижу, в чем проблема, вообще не понимаю. Но он написал:
> да, вы, наверное, правы. попробуем. в крайнем случае всегда есть возможность на людях обратить наше «вы» в шутку.
– спасибо за понимание.
… В гости Леся надела красивое черное платье, в котором несколько раз выступала на концертах, и классические бежевые туфли на устойчивом каблуке, в которых ее ступня изгибалась под изящным углом. Туфли, тоже концертные, ей очень нравились – в них ей легко давались лапки педалей. На недавнем выступлении, где она играла на старинном тафель-клавире, один очень известный музыкант похвалил ее за «точное, разнообразное и одновременно сдержанное использование "una corda"». Жаль, что ей очень редко теперь выпадала возможность участвовать в серьезных музыкальных мероприятиях. Похвала известного музыканта после концерта осталась незамеченной остальными гостями, но бежевые туфли теперь ассоциировались у Леси с чем-то приятным.
Она вымыла голову, позволив волосам высохнуть самим и завиться, слегка подкрасила глаза. Коллега подарила Лесе гипоаллергенную косметику (за годы выступлений от сценического макияжа у Леси развилась непереносимость всего ненатурального) – теперь ей можно было позволить себе немного приукрасить внешность.
Во взгляде Андрея, ждавшего Лесю во дворе у машины, она увидела только растерянность. Может, ей и хотелось толику мужского восхищения, но его смущенное лицо сразу ее отрезвило. И слегка разозлило. Сам ведь сказал, что одеваться к Синельниковым нужно как на банкет в ресторане. Леся часто присутствовала на банкетах, но очень редко со стороны гостей, а обслуживающий персонал за роялем… к нему требования иные.
– Я… может, мне переодеться?
– Нет-нет, – быстро проговорил Андрей, отведя взгляд.
В машине, тем не менее, он был очень весел, шутил, рассказывал забавные случаи из кофейной жизни, лишь у дома Синельниковых бросил, заглушив двигатель:
– Мне жаль, что приходиться вас через это проводить.
– У меня иммунитет. И не спешите меня пугать, – сказала Леся, все еще борясь с раздражением, – лучше сами бойтесь – нам еще с моими родителями общаться предстоит.
– Ну, с вашей мамой я уже знаком.
– Вот именно, что только с ней.
Домофон откликнулся почти сразу, их ждали. Андрей взял Лесю под руку и медленно повел по дорожке. Нужно,
– Пожалуйста, если окажется, что у Мани ни слуха, ни голоса, сделайте вид, что все не так плохо. Как-нибудь… деликатно. Они мне не простят.
– Я понимаю, – Леся подняла к нему улыбающееся лицо. – Сделаю все, что смогу.
Виктория Семеновна не понравилась Лесе с первого взгляда. Леся узнала в ней бабушку-тренера, типаж, из-за которого ей часто приходилось отказываться от довольно приятных и милых учеников. Таких детей, не всегда объективно оцененных, готовили в мировые звезды. У них отнималось право на нормальное детство. К сожалению, не все из них достигали желаемого и лишь единицы осуществляли родительские мечты. Остальные отпрыски или ломались, или, в лучшем случае, учились приспосабливаться. Одним из таких детей был брат Леси, Леша. Леся хотя бы минимально, хоть какое-то время, в детстве и юности, оправдывала чаяния родителей, а Лешка очень рано сошел с дистанции. При этом брат был талантищем, куда более способным, чем Олеся. И чем все закончилось?
***
Андрей ждал Лесю во дворе у машины. Мысли его были заняты их разговором накануне. Раньше Андрей часто проделывал с девушками этот трюк: при знакомстве назывался простым работягой, тружеником кофейного «станка», а потом «раскалывался». На его памяти ни одна девушка не осталась равнодушной к подобному изменению статуса: кто-то быстрее попадал к нему в постель, кто-то даже начинал намекать на нечто большее, чем отношения бойфренд-гёлфренд. Это не значило, что Андрей считал всех девушек охотницами за деньгами. Попадались ему разные: милые, добрые, умные, бескорыстные… почти. Но как-то не сложилось. С одними все заходило слишком далеко, и Андрей первым давал задний ход, с другими, напротив, далеко не заходило – его классифицировали как закоренелого холостяка, обожженного неудачным браком, и бросали.
Реакция Леси, ее обман, Андрею были понятны: наверняка девушка в жизни видела кое-что послаще морковки. Даже этот ее Марк до карьеры в рок-музыке был каким-то подающим надежды и чего-то там лауреатом, а в последнее время вообще упорно лез на музыкальный олимп, судя по количеству подписчиков в ю-тьюбе. Андрею была непонятна его собственная реакция – чего это он вдруг разобиделся? Ну соврала она перед родителями насчет его профессии. Или замолчала. Так ему все равно скоро к станку, а ей же не замуж за него идти! Хотя замуж, конечно, но не по-настоящему же!
Он стоял и злился на Лесю за то, что она копается, хотя времени у них был вагон. Из подъезда вышла изящная шатенка с роскошными кудрями, пошла в его направлении, стуча каблучками. Андрей заинтересованно всмотрелся, но потом отвел взгляд – не хватало еще, чтобы Леся заметила, что он других девушек глазами раздевает. А с другой стороны, что ей за дело?! У них у каждого есть право на личную жизнь! Андрей зло перевел взгляд на шатенку, та уже подходила… к нему. Остановилась у машины, укоризненно подняла брови. Андрей растерялся, что-то забормотал, стараясь не рассматривать Лесю слишком откровенно. В машине пытался не коситься на ее ноги – узкое платье до колен приоткрывало полоску бедра. Что-то говорил, хохмил. Леся слушала с недовольством в глазах. Что ей-то не так?! Ему, может, тоже не нравилось происходящее – они так не договаривались. Она должна была оставаться… блеклой. Не ровен час…