Пустой трон Одиссея
Шрифт:
Воительница взяла ее за руку:
— Мы обязательно найдем выход. Его не может не быть.
Вошел Телемах, Зена поднялась. Паренек расправил плечи, глаза его сияли. Воительница обернулась к нему и покачала головой; царевич сник. — Останься здесь. Мне ты понадобишься позже, а вот матери ты нужен.
— А ты не…
— Я дала слово. Но к Драконту я пойду одна, — Зена перевела глаза на Габриэль. — Ты тоже останешься здесь.
— Но я не хочу!
— Габриэль, солдат Драконта ты тоже не хочешь встретить, правда? Побудь здесь.
Зена бесшумно прошлась по комнате и напряженно прислушалась, прижав ухо к тяжелой резной двери. Она вздернула брови: изнутри дверь закрывалась
— Одиссей сам повесил эту дверь, когда привез меня на Итаку, — объяснила Пенелопа. — Это придавало мне уверенности. Представь только: совсем юная девушка, проделавшая трехдневный путь через море, одна, без семьи, в чужой стране, рядом молодой царь, которого она едва знает… Мы часто шутили над этим засовом, даже после того, как родился Телемах. Я сохранила его просто как память. Никогда не думала, что однажды он мне пригодится.
Габриэль понимала, что серьезную атаку дверь не выдержит. Однако от пары разгоряченных вояк защитит.
Подошел Телемах. Он развернул плечи и расставил руки, словно готовясь выхватить орудие. Габриэль едва не рассмеялась: паренек бессознательно копировал движения Зены. Но обижать его Габриэль не хотела.
— Мама, — очень тихо сказал он, — я выйду и понаблюдаю.
Царица согласно кивнула и оставалась невозмутимой, пока сын не скрылся на балконе. Как только он исчез, она уткнулась лицом в колени и беззвучно расхохоталась:
— Ох, Афина! Что мне с ним делать?
— Не беспокойтесь, — сказала Габриэль, — Зена не подвергнет Телемаха опасности. Это не в ее привычках. Она поможет ему поверить в себя и научит сражаться, но она не позволит мальчику идти одному против воинов Драконта. А знаете, он ведь может это сделать, если за ним никто не присмотрит. Горячий, неопытный юноша…
— О, боги! — простонала Пенелопа, запрокинув лицо.
— Если бы Одиссей не ушел на войну, он сам научил бы сына владеть мечом, разве нет? — Пенелопа не могла не согласиться. — Конечно, вернувшись, царь поймет, почему сын не умеет постоять за себя, но Телемаху это будет неприятно. Так, может быть, лучше обучить Телемаха всему, чему научил бы его отец? Когда-нибудь ему все равно придется стать воином.
— Я… Я понимаю, ты права, но с этим так трудно смириться. Мне кажется, что пока Телемах ничего не умеет, его не отберут у меня, как отобрали Одиссея, — царица снова вздохнула. — А это не так. Наверное, ты считаешь меня наивной.
— Мать всегда оберегает сына, — тепло ответила Габриэль. — Я слышала о куда более глупых поступках. Вы знаете историю о том, как ваш муж перехитрил мать Ахиллеса? Она не хотела отпускать сына в Трою.
Царица с любопытством посмотрела на девушку.
— Я… Разумеется, я… — она моргнула и принялась водить пальцами по волосам, словно приглаживая густые локоны. Служанка тотчас подала Пенелопе гребень, но царица только отмахнулась. — Когда он это сделал?
Габриэль прислонилась к стене:
— Слушайте! Это случилось как раз после того, как посланец царя Менелая перехитрил Одиссея и заставил его готовиться к походу на Трою. Я слышала эту историю от Зены, а ей рассказывал сам Одиссей. Мать Ахиллеса, Фетида, обладавшая даром провидения, закаляла своего сына, окуная его в воды Стикса. Когда Одиссей стал собирать войско, пришла пора звать на помощь великих героев. Фетида, предвидевшая скорую смерть Ахилла, переодела сына девушкой и спрятала на
Габриэль завозилась, поудобнее устраиваясь на холодном полу:
— Но ваш сын совсем не такой, как Ахиллес. У него не только горячее сердце, но и светлая голова. Телемах не вынесет, если, вернувшись с войны, его легендарный отец обнаружит, что сын прячется за мать. Царевич чувствует, что его держат на поводке, оберегают и нежат, а ведь как болезненно это воспринимается в его возрасте! Он старается быть хорошим сыном, но уже не может быть послушным мальчиком. Телемах знает, что должен что-то сделать, но он ничего не умеет, он наделает ошибок.
Тишина. Пенелопа глубоко вздохнула:
— И погибнет. Да, я все понимаю. Но мне так трудно… позволить ему рисковать.
— Он все равно рискует, Телемах не остановится, он не смирится с войском Драконта, Которое хозяйничает на его острове, — напомнила Габриэль. Она поднялась на ноги. Пенелопа поднялась вместе с ней, отложила гребни и накинула на станов покрывало.
— Я совсем забыла о гостеприимстве! — спохватилась царица и хлопнула в ладоши, подзывая служанку. — Исмина, у нас остались фрукты?
— Да, фрукты и немного хлеба. Но он успел подсохнуть, господа, — обратилась Исмина к Габриэль. Та приветливо покачала головой:
— После морского путешествия черствый хлеб как раз то, что надо.
Выйдя из побоев царицы, Зена оказалась в богато расписанном и ярко освещенном коридоре царского дворца, к нему примыкал узкий, побеленный проход, в котором едва теплились крошечные масляные лампы. Ход для слуг. Воительница остановилась и принюхалась. Она уловила аромат лимона и душистых трав: они были добавлены в масло. Кроме этого, сюда доносился аппетитный запах подваренного мяса и свежего хлеба. Значит, рядом кухни. Воительница неслышно дошла до конца коридора и остановилась. Следующий проход оказался столь же узким. Он шел в прежнем направлении, но спускался на один этаж и исчезал за поворотом. Оттуда слышались голоса: тихо переговаривались мужчины. Зена все еще не могла разобрать ни слова. Придавшись к стене, она осмотрелась. В конце виднелась дверь: наверняка в кладовые. Заперта снаружи. Больше дверей не было. Людей тоже. Зена бросила вокруг себя еще один внимательный взгляд: с того места, где она стояла, открывался неожиданно хороший обзор. К тому же деревянный пол отчаянно заскрипит, стоит только ступить на него. Звук эхом разнесется по коридору, предупредив воительницу заранее. Зена быстро дошла до крутого поворота, чутко прислушалась и шагнула за угол.
Здесь Коридор спускался еще круче, но через пять-шесть шагов вновь становился горизонтальным. В скобах были закреплены факелы, в узкой глубокой нише горела масляная лампа. Дым из кухни завивался в желтоватом неровном свете, поднимался к потолку и исчезал сквозь крошечное отверстие, пробитое высоко в стене. Аромат только что испеченного хлеба заглушал все остальные запахи. «И не припомню, когда я последний раз ела, — мрачно подумала воительница. — Что может быть лучше свежего хлеба после голодовки?» Зена постояла у полуоткрытой двери, прислушиваясь, и осторожно заглянула в комнату.