Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 7 (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Не волнуйся. Я оставлю Кадзуки в покое. Я не затаю вражды, даже если он полностью сломает «Ущербное блаженство». По правде сказать, все наоборот: у него есть все причины ненавидеть меня. Он заслужил право забыть меня и начать все с нуля. Но я не изменюсь. Я буду и дальше искать способ, как сделать всех в мире счастливыми, с «Ущербным блаженством» или без него.
Я не рассчитывала на ответ, однако же «осадок» открывает рот и произносит:
(Готов спорить, сейчас у тебя появляются всякие глупые идеи, Мария. Ты наверняка
– Что?
(Не недооценивай мое безумие.)
Внезапно мир заливает белая вспышка.
– Что это?..
Миг спустя мир возвращается в норму. Небо остается багровым, красные куски плоти лежат там, где и лежали, но что-то изменилось. Костер на школьном дворе исчез, ученики снова готовятся к фестивалю.
Несколько секунд спустя я понимаю наконец, что произошло.
– Время сбросилось, что ли? Они снова повторяют день школьного фестиваля?..
Кадзуки снова появляется перед моими глазами, катя инвалидную коляску.
– Это… не закончится счастливо?
Я зритель, и потому мое чувство времени не такое, как у Кадзуки. Это похоже на то, как если бы я наблюдала за компьютерной игрой: времени проходит много, но я не устаю.
Мне приходится раз за разом смотреть, как эти двое проводят день вместе. Бессчетное число раз Моги признается Кадзуки в любви, и он ее принимает.
Я понимаю свои чувства к Кадзуки. Я думаю о нем с лаской, я хочу обнять его как можно крепче, сделать его своим. Всякий раз, когда я вижу, как они обмениваются признаниями в любви, мое сердце страдает.
– Для чего это все? Это такое наказание? Ты пытаешься отомстить, показывая мне то, чего у меня никогда не будет? – спрашиваю я у «осадка», но, в отличие от прошлого раза, у него нет для меня заготовленного ответа. – …Нет, это не следует называть «наказанием». Я должна радоваться, глядя на счастье Кадзуки. Мои собственные чувства значения не имеют.
Стискивая зубы, я наблюдаю, как Моги признается и как Кадзуки ее принимает. Однако, как и предупреждал «осадок», худшее еще впереди.
Изменение происходит на десятом повторе.
– Пожалуйста, подожди до завтра, – с горечью отвечает Кадзуки на признание Моги.
И, будто за ним гонится что-то, он исчезает в школьном здании, оставив недоумевающую Моги одну.
Вскоре он появляется на крыше. И без колебаний влезает на ограду.
– Что он делает?.. Он же не собирается спрыгнуть, правда?.. А!.. Понятно, он догадался что мир повторяется, и поэтому…
Глядя на землю под собой, Кадзуки шепчет:
– Мария!
– !!!
Кадзуки прыгает и разбивается насмерть с единственной целью – встретиться со мной.
Но мир продолжает существовать. Кадзуки, похоже, помнит предыдущий повтор: он отмахивается от обязанности присматривать за
– Не надо, Кадзуки…
Это бесполезно. Ты меня не найдешь. Этот мир может существовать только без меня, и ты должен это знать.
– Я тебе не нужна, чтобы быть счастливым! У тебя есть Моги! У тебя есть друзья – Харуаки и другие. Они поддержат тебя. Тебе надо просто прекратить искать меня… но ты!
Кадзуки не смог меня найти и снова совершает самоубийство, чтобы сохранить память.
Он разбрызгивает содержимое черепа у меня на глазах.
Бессмысленный поиск меня продолжается. Раз за разом Кадзуки кончает с собой, превращаясь в шматок плоти. Ни один человек в здравом уме не смог бы продолжать этот кошмар, и действительно, Кадзуки постепенно сходит с ума, теряет рассудок. Но продолжает искать меня.
Бессчетное число раз я кричала: «Прекрати!» – но Кадзуки продолжал умирать у меня на глазах.
Небо становится все краснее, трупов все больше. Наконец я поняла, почему этот мир выглядит так странно, почему он так не похож на остальные миры.
Кадзуки сам красит небо в цвет крови. Это он создал куски плоти, устилающие землю. Умирая раз за разом, он идет против назначения этого мира.
Кадзуки начал делать это задолго до того, как я начала наблюдать. Это явно не первый раз, когда он стал убивать себя, чтобы сохранять память.
Он идет против «Ущербного блаженства». Результаты сражения со счастьем этот мирок сдержать не в силах; потихоньку он наносит урон самому «Ущербному блаженству» – что и проявилось в остальных мирках в форме разрушительных инородных тел.
Это насилие сродни терроризму смертников с бомбами; от него никто не получает выгоды.
– Как я могу остановить Кадзуки?..
Даже когда он сдается, перестает сохранять память и решает найти счастье с Моги, это длится недолго. Рано или поздно он снова осознает, что мир повторяется, и снова начинает убивать себя. Он повторяет это вновь и вновь.
Это ад. И для него, и для меня.
Но ад, изначально созданный мной.
– Вот это…
Вот это счастье, которого я хотела? Нечто настолько уязвимое, настолько легко исказимое?
Если так, мою «шкатулку» надо унич-…
…Нет, не надо скоропалительных выводов. Все остальные, на ком я ее применяла, не осознавали, что все вокруг них фальшивое, и наслаждались счастьем.
Кадзуки – исключение; в нем есть что-то особенное, что позволяет ему различать обман и заставляет сопротивляться.
– Не понимаю… что стало причиной этого всего?
Его чувства ко мне? Но едва ли он делает то, что делает, ради меня. Честно говоря, я предпочла бы, чтобы он забыл обо мне, чем чтобы страдал так сильно. Если бы я только могла, то с радостью вошла бы в этот ад вместо него. Мне стократ тяжелее видеть, как он страдает, чем страдать самой.