Пустырь
Шрифт:
Арина убрала свои ноги с моих и, подогнув их под себя, села, избегая какого-либо физического контакта.
Бля, как же не хочется сейчас поднимать эту тему. Но своим промедлением я сам лишил себя возможности преподнести информацию с удобной мне стороны.
— Посчитал, это несложно. С момента последних месячных прошло достаточно времени.
Я подмечал ее реакцию на мои слова. Мышонок нахмуривала брови в ответ на свои собственные размышления. Губы подрагивают, а пальцы нервно сдавливают друг друга.
— В тот день, когда ты была без сознания,
— Что? И ты мне ничего не сказал?! Как ты мог? Как?! — прокричала, вскакивая на ноги.- Я не игрушка, за которую ты можешь все решать, я живой человек, — ее маленькая фигура разъяренно нависла надо мной.
— Результаты пришли мне на почту. Письмо я не открывал, так что ты в любом случае будешь первой кто все узнает.
— Покажи мне его! Живо, — я видел как истерика волной начинает накрывать девушку.
Достав из кармана телефон, я за несколько секунд нашел нужное непрочитанное письмо среди рабочих отчетов от парней. Я специально попросил дока кроме файла с анализом не писать ничего в теле отправления. Обычное безликое на первый взгляд письмо, если не знать что в нем. Плавно и миролюбиво протянул гаджет Арине, показывая всем своим видом, что не стоит так беситься. Нервно выхватив телефон, девочка стремительно покинула гостиную. Было слышно как, топая, она взбежала на второй этаж. Я предполагал, что Арина отреагирует на ситуацию с забором крови без ее ведома остро. Надо дать ей время, пусть осмыслит все происходящее, придет в себя.
Я вошел на кухню. Солнце было в закате, и почерневшие тучи выглядели особенно контрастными на фоне подсвеченного яркими лучами неба. Светлый цвет кухонных шкафов поблек, становясь грязным. Впереди еще больше чем половина лета, а по ощущениям как будто глубокая осень. Налил воды из графина и прислушался. Звенящая тишина вокруг, даже птиц не было слышно. Со второго этажа ни доносилось ни звука. Поднявшись, обнаружил запертую дверь спальни. Черт.
— Арина? — громкий звук моего голоса казался каким-то чужим. В ответ была только тишина. — Арина, открой дверь.
Девочка по-прежнему молчала и это уже настораживало. Привязанности делают тебя уязвимым, и с Ариной я познал это правило на двести процентов. Даже когда она сбежала, кроме бушевавшей во мне злости и ярости, я продолжал переживать за нее.
— Открой дверь, — напряжение росло. — Если на счет три эта дверь не откроется, я схожу за топором и открою ее сам! РАЗ, — тишина. — ДВА, — тишина. — ТРИ.
Щелчок замка, но дверь продолжала остааться закрытой. Повернув ручку, я вошел. Арина в это мгновение как раз залезла на кровать и, закутавшись в покрывало, легла спиной к входу. Кровать казалась такой неестественно большой для такого крошечного клубка.
— Мышонок, — сел на край рядом с девушкой, не нарушая ее личного пространства. — Поговори со мной, — мягко попросил. —
— Нет, ты враг! Главный враг, — я слышал по голосу, что она плачет.
— Арина! — предостерег ее, но девушка уже не слышала меня.
— Я верила тебе, но больше так не ошибусь. Уйди, оставь меня.
Срываясь на крик девчонка, стала брыкаться, толкая меня сквозь свое покрывало ногами. Толчки были довольно сильные, но особого вреда причинить не могли. Я встал, чтобы она не тратила силы.
— Ты мне противен, исчезни!
Я точно знал, что о своих словах она потом пожалеет, поэтому заставлять ее жалеть еще больше смысла не было.
Уже через мгновение я прижимал ее бьющееся в слезах тело кровати, силой распластав его на одеяле. Не помню, кто научил меня этому трюку, но он срабатывал беспроигрышно. Не давайте тому, кто бьется в истерике сжиматься в комок. Чем больше человек подгибает конечности и сворачивается, тем больше у него становится сил на истерику. Такая поза дает чувство защищенности и силы растут. Лучшее успокаительное- заставить человека распрямиться, распять его тело.
— Не трогай, пусти, — она даже не смотрела на меня, продолжая отчаянно бороться, но с каждым разом рывки были слабее и слабее.
— Тише, спокойно. Так ты себе только вредишь.
— Не твое дело, — резко дернувшись в попытке освободиться, она устремила на меня пронизывающий взгляд. — Как ты мог так со мной поступить? Как? — мышонок сорвалась на крик.
И хоть физически она успокоилась, ее психическое состояние только накалилось.
— Арина хватит, — старался говорить как можно спокойнее, но внутри все горело, видя ее состояние. — Ты наносишь себе только вред. Если ты сейчас не успокоишься сама, я вколю тебе успокоительное. И я не шучу!
— Я ненавижу тебя. Ненавижу.
Тихо и обреченно прозвучал ее голос. В нем уже не было прежней злости. Пустой и безжизненный он с равнодушием палача констатировал факт ненависти.
Сука! Если бы не эта ситуация, я бы влепил ей такую пощечину, что она никогда больше не позволила бы себе таких слов. Если бы она знала сейчас, каких адских усилий мне стоило, чтобы содержать свою агрессию. Выровняв дыхание, я проглотил ее слова, никак не отреагировав.
Со временем обмякнув, Арина перестала сопротивляться, лишь слезы продолжили бежать по щекам. В груди неприятно защемило при виде этой картины.
— Почему ты так убиваешься? — зажмурившись, она попыталась сдержать всхлип. — Вернее, я догадываюсь почему. Мне интересно почему именно.
— Хэдер, — она произнесла лишь имя и слезы вновь полились по щекам.
— Тише-тише, малыш.
Захлебываясь плачем, она что-то шептала, но разобрать я не смог. Слез с нее, прижимая девочку к груди, в том самом месте, где адски болело. Ее слезы резали меня будто ржавой ножовкой. Маленькое тело лежало в руках безвольной куклой. Она дрожала, то напрягаясь, то вновь расслабляясь и затихая. Крепко сжимал и продолжал медленно гладить ее по спине, волосам, голове.