Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
Не то чтобы это было комплиментом, скорей наоборот. Но возражать Иво Ленартсу едва ли имело смысл – он мог бы расценить это по-разному: как настоятельную потребность в похвале, этакий эмбрион звездной болезни; как нежелание сотрудничать; как намек на несколько скудную компенсацию за значительный вклад в общественно-полезное дело, что угодно, в зависимости от конъюнктуры и необходимых для себя выводов. Берт пожал плечами, двусмысленно ухмыльнулся, предпочел смотреть в сторону.
– Это в любом случае проще, чем писать статью для профильного журнала. Сам знаешь, – хлопнув его по плечу, сообщил
У Берта вытянулось лицо. Он закатил глаза, но предпочел промолчать.
– Не самая приятная перспектива, согласен, – поморщился Иво. – С другой стороны, почему нет. Заработаешь себе репутацию, она и начнет работать на тебя.
Период становления политического журналиста Берта Франка был именно таким – не самым приятным. Сибе Винк, невесть откуда прослышавший об удостоверении Берта, согласился посидеть за пивом, но вел себя подчеркнуто сдержанно, очень вежливо, до оскорбительного немногословно.
– Такое ощущение, что мне клеймо на лбу выжгли, – пробурчал Берт, заплатил за обоих и встал спустя где-то после получаса неловкой беседы. Он делал все подчеркнуто неторопливо, демонстративно не глядел на Сибе и не нарушал молчание.
Он провел достаточно времени за сборами, чтобы Сибе переменил свое решение; ухватив Берта за рубашку, он потянул его назад.
– Садись, – прошипел он, раздраженно глядя по сторонам. – А чего ты хотел? Ты думаешь, мы твоего брата не знаем? Еще как знаем. С вами нужно держать ухо востро.
– С нами-европейцами? – надменно уточнил Берт.
– С вами-журналистами, ты, буйвол. Я тебе что-нибудь скажу, а через три дня об этом прочитают триста миллионов европейцев. Начальство будет недовольно.
– Я очарован твоим наивным представлением о всемогуществе моего агентства, – томно произнес Берт, сплел пальцы рук и положил на них подбородок. – Ты так ловко причислил к читателям третьестепенной новостной платформы практически все совершеннолетнее население Европы. Это не просто оптимистично, это раз в пятьдесят больше того, что действительно заглядывает на наш сайт.
– Я условно… – зло начал Сибе.
– Это во-первых, – назидательно продолжил Берть. – Во-вторых, твои рассказы о пьянках в казарме интересуют меня в третью очередь. Хочешь, чтобы они все-таки попали в европейские новости, дай знать, я свяжусь с кем надо.
– Тогда Эйдерлинк собственноручно вздернет меня за яйца прямо на плацу. А полковники будут стоят и скорбно взирать, как он напрягается, – подобрев, пробурчал Сибе.
– Кстати, это могло бы меня как воплощение абстрактного звездного журналиста заинтересовать, но что-то подсказывает мне, что на такие воспитательные мероприятия как раз и не допустят посторонних.
Сибе закивал головой и подозвал официанта.
– Я угощаю, – категорично заявил он на слабые возражения Берта. Тот был не против и широко улыбнулся.
– На самом деле ты можешь быть спокоен. Я ценю нашу дружбу и предпочту не подставлять тебя под удар… некоторых чинов, – туманно произнес Берт. Сибе поднял брови, и он продолжил: – Я не знаю наверняка, но что-то мне подсказывает, что принцип, что у вас, что у нас, один и тот же. Есть рабочие муравьи, а есть надзиратели.
Сибе расплылся в улыбке. Хорош был стервец, красив, и его уверенность в своей привлекательности добавляла пару десятков градусов к его обаянию. Харизма, как выясняется, – это не миф, а реально существующий феномен. Вещь в себе. Берт улыбался ему – и любовался.
Если Сибе Винк и заметил подозрительный в своей чувственности интерес Берта, виду он не подал. По-прежнему, по-бывшему развлекал его сплетнями о том, о другом, о третьем, жаловался на начальство, рассказывал о каких-то дрязгах с друзьями. Иногда, правда, Берт отмечал, что подозрительный, хитрый и ловкий Сибе рассказывает куда больше, чем офицер, желающий стать если не генералом, то каким-нибудь немелким чиновником в министерстве точно. Он еще поглядывал так пристально, словно прикидывал, достаточно ли рассказал и хорошо ли намекнул. Не то чтобы рассказы Сибе были ценными – он вроде как говорил о мелких людях, мелких же дрязгах. Но эти мелочи неплохо вписывались в общую картину.
Берт позволил ему расплатиться, долго прощался, требовал, чтобы они непременно встретились и посидели за пивом в одном баре, и Сибе клялся-божился:
– Берт, приятель, вот вернемся со спецоперации, в Нигере, ну ты в курсе, из Доссо, и я обязательно проставлюсь тебе пивом. Ты же не будешь против встречи с боевым офицером?
Берт отвечал, что будет только рад, он уже в нетерпении, ждет их будущей встречи и рассказа о боевых подвигах.
– Какие там подвиги, – неожиданно зло огрызнулся Сибе. Поморщившись, добавил: – Рутина, господин журналист, постоянная и неизменная рутина. Там обыскать, там не пропустить. Там – нанести телесные повреждения разной степени тяжести или еще что. А знаешь, что самое главное? Не знаешь. Свести к минимуму материальный ущерб. Вот так-то.
Он хлопнул Берта по плечу и сделал шаг в сторону от него. Помолчал, произнес неожиданное:
– Я не о том мечтал, когда готовился к службе. Приходится заниматься чем угодно, кроме служения великим целям Лиги. Собственно, даже сама лигейская программа оказывается очень далекой от идеальных представлений. В Европе так же? Ты же был чиновником, знаешь все эти уставы.
– Так же. Если отойти от программных пунктов, Сибе, то на пути перед тобой и до самого горизонта оказываются бессмысленные инструкции, – печально согласился Берт.
Сибе развернулся к нему, прищурился, начал всматриваться в лицо Берта, словно рассчитывал что-то прочитать в нем, разглядеть, распознать.
– Вот именно, – тихо отозвался Сибе после короткой паузы. – В программе стоит «служить интересам народов», а мы отправляемся в Досса, чтобы народ не вздумал отстаивать свои интересы.
Он хлопнул Берта по плечу.
– Но мы обязательно выпьем пива, когда я снова буду в Йоханнесбурге, – громко сказал он.
«Обязательно», – задумчиво откликнулся Берт. Досса была одной из мирных провинций. По крайней мере, именно в ней не происходило практически ничего. Или Берт что-то упускает?