Путь Дзэн
Шрифт:
в иудейско-христианском контексте. Там мифологический язык, как правило, смешивается с языком фактов, так что не существует четкого разграничения между
Богом, описанным в терминах конвенционального мышления, и Богом, которым Он
является в действительности. Индус говорит: “Я есмь Брахман”, но не
подразумевает, что ему лично поручена вся вселенная и до мельчайших
подробностей известны ее действия. Во-первых, он отождествляет себя с
Божеством не на уровне своей поверхностной индивидуальности. Во-вторых, его
“Бог” —
так, как человек, ведь он не воспринимает мир в терминах традиционных факторов
и не действует на него, прилагая намерения, усилия и волю. Следует
отметить,что само слово Брахман образовано от корня брих, что означает
“расти”. Творческая природа Брахмана, как и Дао,— это спонтанность, присущая
процессу роста, в отличие от сознательности, присущей акту Творения. Далее, хотя считается, что Брахман “знает” самого себя, знание это — не информация, это не то знание, которое можно получить об объектах, отличных От субъекта.
Как говорит Шанкара:
70
Ибо он есть Знающий, а Знающий может знать другие объекты, но не может сделать
Себя объектом Своего собственного знания — точно так же, как огонь сжигает
другие предметы, но не может сжечь сам себя*.
Для западного сознания представляется загадкой, почему индийская философия
уделяет так много внимания объяснению того, чем не является переживание мокша, и почти не говорит о том, что же это такое на самом деле. Это действительно
непонятно, ибо если это переживание настолько бессодержательно или настолько
далеко от всего, что мы считаем важным, как объяснить то огромное значение, которое придается ему в индийском представлении о жизни?
Даже на конвенциональном уровне легко понять, что знать, чем вещь не является, нередко не менее важно, чем знать, чем. она является. Когда медицина не может
предложить эффективное лекарство против простуды, есть некоторое преимущество
в том, что мы знаем бесполезность каких-то общепринятых патентованных средств.
Далее. Отрицательное знание в некотором отношении подобно пространству: это
чистая страница, на которой могут появиться слова; порожний кувшин, в который
можно налить жидкость; открытое окно, через которое может
__________
Башья в Кена Упанишаде 9-11. Так как слова “не может” обычно имеют
отрицательное значение, они здесь не совсем Удачны. Смысл сравнения в том, что
как свету нет нужды освещать самого себя, так как он и так светится, так нет
никакой необходимости и даже смысла в том, чтобы Брахман стал объектом своего
собственного знания.
71
проникнуть
ценность пустоты — в движении, которое в ней может осуществляться, или в
веществе, которое будет в ней содержаться. Но в первую очередь для всего этого
необходимо наличие самой пустоты. Поэтому индийская философия так
сосредоточена на отрицании, на освобождении ума от любых понятий об Истине.
Она не предлагает никакой идеи и никак не описывает, чем должно наполнить
пустоту в уме, потому что любая идея заслонила бы факт. Так солнце, нарисованное на оконном стекле, может загородить настоящий солнечный свет.
Если иудеи не допускали изображения Бога в камне или дереве, то индусы не
допускают его изображения мыслью — разве что эта мысль настолько мифологична, что ее уже никак не спутаешь с реальностью.
Поэтому практическое обучение пути освобождения (садхана) — это постепенное
высвобождение “Я”, атмана, из любого вида отождествлений. Освобождение состоит
в осознании того, что “Я” не есть это тело, эти ощущения, эти чувства, эти
мысли, это сознание. Ни один из возможных мыслимых объектов не есть моя
сущность. В конечном счете, эту сущность нельзя отождествить ни с каким
понятием, даже с идеей самого Божества или атмана. Как говорит Мандукья
Упанишада:
Это есть То, что не опознает ни субъективного, ни объективного, ни их обоих; То, что не есть ни просто сознание, ни разделяющее чувствование, ни темнота, ни не-познание. Это невидимое, неизреченное, неуловимое, неразличимое, немыслимое, неописуемое — суть самосознания, окончание майи. (VII) 72
Для сознания, взятого в целом, атман — то уке, что голова для зрения — ни
свет, ни тьма, ни полное, ни пустое, некое непостижимое “вовне”. В миг, когда
прекращается всякое отождествление “Я” с вещами и понятиями, когда приходит
состояние нирвикальпа,— “без концепции”, из неведомых глубин, словно вспышка, является озарение, которое называют божественным — это знание Брахмана.
В переводе на конвенциональный и — не боюсь повторить — мифо-поэтический язык