Путь Дзэн
Шрифт:
разделение. В связи с этим и индуисты, и буддисты предпочитают говорить о
реальности как о “не-дуальной”, а не единой, ибо представление о едином
подразумевает понятие о множественном. Учение о майе есть, таким образом, учение относительности. Оно гласит, что предметы, явления и события имеют
границы не по самой своей природе,
75
а лишь в
Возьмем, например, событие, которое называется Первой Мировой Войной. Нетрудно
заметить, что только с весьма условной точки зрения можно считать, что она
началась 4 августа 1914 года и кончилась 11 ноября 1918. Историки могут
открыть “подлинное” начало войны и окончание ее много раньше и позднее
указанных дат. Ведь события могут расщепляться и сливаться в одно, как шарики
ртути, в зависимости от изменчивой моды исторической науки. Границы событий
скорее конвенциональны, чем естественны, и это видно также на примере жизни
человека, которая, как известно, отсчитывается с момента родов, — в то время
как ее можно было бы отсчитывать и с момента зачатия, и с момента отнятия от
груди.
Подобным же образом легко увидеть конвенциональный характер отдельных
предметов. Обычно человеческий организм понимается как целое, хотя с точки
зрения физиологической — это столько предметов, сколько в нем частей или
органов, а с точки зрения социологической — это всего лишь частичка более
крупного целого, которое называется нацией или классом.
Конечно, мир природы изобилует поверхностями и линиями, участками плотными и
пустыми, и мы пользуемся всем этим для проведения границ между явлениями и
предметами. Но учение о майе гласит, что эти формы (рупа) не имеют
“своебытия”, “само-природы” — свабхавы, они существуют не по собственному
праву, но лишь в отношении к другому. Так, твердое тело не может быть
определено вне соотнесенности с пространством. В этом смысле твердое тело и
пространство, звук и тишина, существующий и
76
несуществующий, фигура и фон — неотделимы друг от друга, взаимосвязаны, или
“взаимовозникающи”.
воспринимаются по отдельности.
Индийская философия рассматривает форму — или (рупа) как майю, потому что она
непостоянна. Когда в индуистских или буддийских текстах говорится о “пустом” или “иллюзорном” характере видимого мира природы — в отличие от
конвенционального мира предметов — подразумевается именно непостоянство его
форм. Форма — это поток, и поэтому она — майя в несколько более широком смысле
слова, в том смысле, что ее нельзя зафиксировать, схватить. Форма — это майя, когда ум пытается постичь ее и подчинить себе, заключить в твердые категории
мысли, т.е. обозначить именами (нама) и словами. Ибо это как раз те самые
существительные и глаголы, с помощью которых конструируются абстрактные и
понятийные категории Вещей и событий.
Чтобы выполнить свое назначение, имена и термины должны по необходимости, как
всякая единица измерения, быть определенными и постоянными. Но они так хорошо
— в ограниченном смысле — справляются со своей задачей, что человек
подвергается постоянному искушению смешать эти измерения с измеряемым миром, отождествлять деньги с богатством, зафиксированную конвенцию с изменяющейся
реальностью. Однако в той мере, в какой он отождествляет себя и свою жизнь с
этими косными и пустыми трафаретами-определениями, он обрекает себя на
постоянное разочарование того, кто пытается набрать воду решетом. Поэтому
индийская философия неустанно напоминает, как глупо охотиться за вещами, требовать постоянства от отдельных
77
существ или явлений — во всем этом она видит лишь ослепленность призраками, завороженность абстрактными мерками ума (манас).
Майя, таким образом, приравнивается к понятию намарупа, с “именем-и-формой”,— стремлением разума уловить текучие формы природы в ячейках фиксированной
классификации. Но стоит понять, что в конечном счете форма — пуста, — в том
смысле, что она неуловима и неизмерима — мир форм становится уже не майей, а
Брахманом. Формальный мир становится реальным в тот самый миг, когда его
перестают удерживать, когда перестают сопротивляться его изменчивой текучести.
Ибо именно преходящесть мира и является знаком его божественности, его