Путь гладиаторов
Шрифт:
Вторично Эдингем не попал. И ничего удивительного.
Их самих в свете костров видно как на ладони. Чтоб этому зареву провалиться!
А вот нападающие жарят из засады!
Да сколько их? Тысячи, что ли?! Судя по выстрелам — никак не меньше…
— Карета! — заполошно заорал кто-то свой. В унисон с отчаянно заржавшей лошадью.
Алан, холодея, стремительно обернулся. Карета мчится прочь! Чья-то рука яростно хлещет несчастных коней.
— В погоню! — прорычал он.
Кинулись и
Северяне, конечно… Лиарцы, Темный и все змеи его побери!
Лиарский отряд в темных одеждах без знаков перегородил дорогу. Всего десятка три. Перебить их не займет много времени — час от силы…
Вот только карета — всё дальше! Мчится, летит, исчезает на глазах… Темный их всех — и леонардитов, и амалианок!
От бессилия захотелось взвыть!
…Когда разобрались с заградотрядом, карета уже скрылась из виду. Еще человек пятнадцать назад.
Треть своих добивает смертников. А Алан, нещадно шпоря коня, ринулся в погоню. Во главе пары десятков — вперемешку из двух отрядов.
Верхом, по ровной, прямой дороге. Догонят быстро…
Если по прямой! Творец милосердный, сделай похитителей полными дураками. Пусть им и в голову не придет свернуть! Ради всех агнцев, голубей и их кротости!
Должно получиться. Всадники — действительно быстрее кареты. А путь здесь один… не считая лесных троп! По лесному бурелому и верхом-то вскачь не проберешься. Что уж говорить об экипаже? Не потащат же женщин через лес пешком…
Угонщикам еще повезет — если отделаются пулей! Если Эдингем будет в хорошем настроении.
А то деревьев здесь много…
Луна соизволила величественно выкатиться — из-за набрякших снегом туч. И Алан даже с его зрением еще издали разглядел карету. Притулилась у самого края дороги. Одним колесом — в придорожном овраге.
И с настежь распахнутыми дверцами.
Пустая.
Глава 4
Глава четвертая.
Эвитан, Лиар.
1
Из-за серо-черных туч торжественно выплывает налитая кровью луна. Над застывшим зимним лесом — из страшной сказки.
Уныло чернеют колья давно облетевших лиственных деревьев. Зловеще топорщатся тёмно-зеленые лапы мрачных елей и сосен.
Лунный луч выхватывает из тьмы серо-сизые сугробы. Еле заметную, полузанесенную снегом тропу. Дрожащую Эйду, суровое лицо Карлотты…
И рваный багрово-алый силуэт — вокруг неподвижного тела на снегу! Как те колышущиеся в темноте тени, что Эйда так часто видела в ночных кошмарах…
Алые, вечно голодные. Они приходят во тьме. Окутывают саваном и забирают силы и жизнь. У тех, кто пролил слишком много крови…
Глупости. Такое снится не солдатам и разбойникам, а жалкой, слабой
Или Эйда — хуже любого наемника и бандита с большой дороги? Потому что не защитила собственную дочь!
Почему никогда прежде Эйда не видела кровавую луну наяву? Почему — именно сегодня? Тени идут за ними?
«Луна помнит тех, кто ее не боится».
Кто это сказал? И при чём здесь Эйда? Она всегда боялась луны… А еще — мрака. И живущих в нём чудовищ!
— Очнись! — железные пальцы сквозь одежду сжимают плечи, безжалостно встряхивают. Живые и отнюдь не ледяные пальцы.
— Луна. Луна… в крови.
— Луна как луна, глупая девчонка! Ты всегда была самой трусливой из всего моего выводка! Хуже — только Леон, — презрительно кривятся тонкие губы Карлотты.
Она не видит алого следа на небе. Только на земле. А кого пугает чужая кровь на уже мертвом теле? Никого, кроме Эйды. Но ей никогда и не отнять ничью жизнь. Даже у злейшего врага…
— Я сказала — очнись! — чужие руки встряхивают сильнее. Вырывают из призрачного мира…
Теней — нет. Только отливает странным блеском луна. А на еле видимой нити тропы — убитый незнакомец. И жжет зеленоватая сталь яростных глаз матери.
Но багровый отсвет «помнящей» никуда не делся!
— Зачем ты это сделала?!
— Затем, что теперь мы — свободны! — Карлотта с невообразимым спокойствием опытного убийцы вытерла нож. Об одежду убитого.
В тусклом свете кровь похожа на ржавчину. Но ту с лезвия не стереть. А вот кровь стекает легко.
Анри Тенмар погиб — потому что Эйда струсила. А она еще вообразила, что на ней нет крови!
Благородный офицер Тенмар… Мирабелла…
— Мама…
Отец всегда говорил: сто раз подумай, прежде чем лишить кого-то жизни. Ведь ты уже не сможешь ее вернуть.
Папа… он, наверное, не считал, что заточить в монастырь — это тоже отнять жизнь.
— Ты же не думала, надеюсь, — даже ты! — что он и впрямь нас освобождал? Свободу каждый добывает сам. Или не добывает. Бежим!
Живое железо вновь сжимает запястье. Карлотта решительно тянет бестолковую дочь.
Опять — бегом. Как только что — за незнакомцем. Пока мать с ледяным хладнокровием не всадила бедняге нож в спину. А потом — в бок и в грудь. И луна вдруг окрасилась кровью.
Эйда увидела это. А Карлотта лишь посмеялась над ее страхами.
— Мама!
Дыхание прерывается, глушит слова… Куда они бегут? Кому и когда удавалось сбежать от всевидящей луны?
— Мама!..
Нога провалилась в сугроб — Эйда растянулась на снегу. А Карлотта, не замедляя сумасшедшего бега, тащит ее дальше!