Путь гладиаторов
Шрифт:
Как глупо умирать сейчас! А хоть кто-то считал, что умирает «умно»? Или и это — выдумка романистов?
Как бессмысленна смерть! Как и всё в жизни Эйды. Жестоко, цинично, равнодушно.
Ее судьбу сломали. Как ребенок рвет крылья мотыльку. Просто потому, что так захотел. Кто спрашивает мотылька?
— Это семья предала меня. Меня и Ирию! Она ведь не убивала папу, правда? А ее убила ты?! Одна — или вместе с Леоном?
Слёзы… Как не вовремя! Сейчас беспощадная тигрица решит, что жертва вымаливает пощаду!
Эйда, старшая дочь покойного — убитого! — лорда Эдварда Таррента, отчаянно встряхнула головой. Сгоняя слёзы, закусывая губы. В первый раз, что ли?
— Ответь, где моя дочь. А потом убей, если хочешь! Я унесу твою тайну в могилу.
— У меня больше нет на тебя времени!
Нож рассек морозный воздух…
Предел существует. Не только страху, но и покорности.
Успей Эйда понять, что происходит, — инстинктивно струсила бы. И дала себя убить. Слишком за семнадцать лет привыкла не противиться матери!
Эйда успела бы подумать, что намного слабее Карлотты. Не умеет пользоваться оружием. Что она — всего лишь Эйда, вечная жертва. И нечего даже пытаться подражать Ирии…
Тело оказалось умнее дуры-хозяйки. Перехватив свободной рукой запястье Карлотты, девушка изо всех сил оттолкнула ее. И в следующий миг уже падала сверху…
Не напоролась на материнский клинок только чудом!
Обошлось. Плохо, что «смиренная сестра» так и не выпустила нож!
И хорошо, что отпустила Эйду. С Роджером Ревинтером так не повезло…
Не вспоминать!..
Рухни так Эйда — поднималась бы минут пять. А Карлотта опешила лишь на миг. А в следующий — уже молнией рванулась к взбунтовавшейся дочери.
Та успела откатиться всего на шаг. И уж подавно еще не вскочила…
Честно попыталась увернуться…
Можно было и не пробовать. Пантеры — не только сильнее, но и ловчее, и стремительнее глупых куриц. И всё еще вооружены!
Девушка ползком шарахнулась по снегу…
Успела — на полшага. Живой волчий капкан — вторично уже не вырвешься! — сомкнулся вместо ноги на крае платья. Последняя удача старшей дочери покойного лорда… Тоже — уже покойной!
Ткань лишь слабо затрещала. Крепкому монастырскому сукну плевать на усилия и рывки самой бесполезной из сестер Таррент. Темный побери эти монашеские балахоны! Как и аббатства!
— Не уйдешь, тварь! — Нож вновь рассек кровавую луну…
Эйда осознала себя вцепившейся в руку матери. Пытающейся отвести клинок. Подальше…
Как это удалось? Зачем удача вновь приняла сторону слабой, жалкой девчонки? Чтобы продлить агонию — на радость голодной луне?
Самой глупой овце в крестьянской отаре ясно: курице с коршуном не справиться. И на помощь никто не придет! Некому.
Почему выжившие с затонувшего среди моря корабля упорно плывут? Даже если на горизонте —
Эйде всегда казалось, что она бы не смогла. Сразу пошла бы ко дну.
А утонуть без борьбы оказалось много труднее, чем плыть!
Никто не придет и не спасет. Люди — равнодушнее застывшего в зимнем сне леса. В котором скоро застынет и бездыханное тело Эйды.
Нависает чужой злобный лик, клонится к земле собственное тело. Холодит спину снег. Тянется к горлу голодный нож.
Засасывает зыбучая трясина …
Это-то откуда?! Эйда никогда не тонула в болоте! Она всегда их смертельно боялась. Как и вообще воды…
С каждым прерывистым вздохом — всё ближе ржаво-багровое лезвие! А второй волчий капкан — на шее, и всё труднее ослаблять хватку. Уже почти невозможно…
Руки болят нещадно. Но сильнее им не стать! Эйда — не Ирия!
… — Эйда, почему ты не можешь? — улыбается сверху ловкая как белка сестра. — Это же так легко. Дай руку. Смотри — как всё здорово видно с дерева!
— Ири, бесполезно — у меня никогда не получится…
Воздух исчезает — вместе с ледяным лесом и чернеющим небом. Остается лишь луна. Чтобы вслед за прочим раствориться во тьме! Потом…
Чёрно-зеленый частокол плывет мимо, унося жизнь…
Холод зимней лиарской ночи вымораживает сердце. Последним, что Эйда увидит, будет не лес и даже не алая луна.
Последней станет ненависть — в глазах Карлотты!
Тяжелеет пелена кровавого тумана. В ней всё слабее чернеет частокол зимних деревьев. И человеческий силуэт…
— Дамы, вам не кажется, что сейчас не время? — мягкий, чуть насмешливый мужской голос донесся откуда-то издалека. Совсем. Из заморской страны Хеметис…
И всё скрыла душная тьма.
3
Труп неизвестного на снегу сомнений не оставил. Насчет намерений Карлотты.
И Алан, и всеславовцы — последние дураки, если предположат, что похитителя убили свои. Даже если «слишком много знал» — нашли бы другое место и время.
Невзрачное лицо, крепко сбитая фигура. Нейтральная одежда простонародья. Нож в руке — не помог. Как и второй — за голенищем.
Портрет деревенского парня. Всё портит лишь разряженный пистолет.
Что Карлотта — просто пленница новых похитителей, хорошо. Плохо, что за лиарскими деревьями табун коней спрячут — не найдешь, не то что засаду. Не говоря уже о двух женщинах.
Днем, верхами — у погони есть шанс. И неплохой.
Но ночью не спасут никакие факелы. Между елово-сосновыми лапами, по бурелому… А Таррентская ведьма — к гадалке не ходи! — львиную часть пути проделает по поваленным стволам деревьев. Что и вовсе спутает последние следы.